в усадьбе – и соседи
Шастают в теченье дня
Посмотреть как на медведя –
На ученого меня!
Будто этакое диво
Очень смотрится красиво.
Как-то к одному соседу
Был я зван, сказал – приеду!
Слух о том разнесся всюду:
Будет Пушкин – будет чудо.
Петр Маркович, сосед
(Анны Керн отец родной)
Тоже зван был на обед
Той осеннею порой.
Дома он сказал: – Детишки!
Что вам куклы, что вам мишки,
Лучше с мамою езжайте,
Будет Пушкин – так и знайте!
Он из сахара – а зад
Сплошь из яблок, говорят!
Там его разделят – вам
Свой кусочек я отдам.
Вот такие, брат, дела.
Мать детишек привезла:
Тотчас те ко мне сбежались,
Сразу разочаровались:
Как и все мы, ей-же-ей
Я – из мяса и костей!
И твержу я с этих пор,
Словно греков древних хор:
Хоть малиной не корми,
Да в Малинники возьми!
Первый визит
Гоголь, прибывши в столицу,
Тотчас к Пушкину пошел.
Не чего-то там добиться:
Он пред ним благоговел.
Только глянуть на него –
И не надо ничего!
Только увидать – не надо
Никакой другой отрады,
Никакой другой награды!
Закусивши удила
Шел – а робость все росла.
Перед дверью постоял –
И в сторонку отбежал…
Вот кондитерская-пицца.
Он заходит и садится.
Тяпнул рому да ликеру;
Нализался классик скоро.
И пошел окрест бродить.
Думая, как дальше быть.
Находился до чертей –
Заболели ноги,
И опять у тех дверей
Он стоит в итоге.
Постучал: – Хозяин дома?
(До сих пор остатки рома
В голове еще играли
И бояться не давали).
– Спит уже! – сказал слуга.
– Мял словесности луга?
А слуга в ответ заржал:
– Да, трудился – банк держал!
На даче у Дельвига
Дельвиги снимали дачу
Где Крестовский перевоз,
Выбрав место наудачу
В царстве тени и стрекоз.
Гости не переводились,
Шум и крик стояли днем.
В спорах накрест-крест сходились
И сражались с огоньком.
Бузотерили, бузили,
Не щадили сгоряча.
Где предел бунтарской силе,
Раззудившейся сплеча?
Споры не пусты, не мелки –
Это каждый здесь постиг.
Пушкин был в своей тарелке –
Загорался что ни миг.
Шли в гостиной разговоры:
Франция, глядите, вновь
Поднялась, пролила кровь, —
И вокруг не гаснут споры.
А печать набрала в рот
Иль воды, иль что похуже.
Тот письмишко принесет,
Тот – на баррикадах вчуже.
Пушкин – первый, как всегда,
Весельчак