с малым – что за годы?
Нет, не с малым, а большим.
Ненасытность, дух свободы,
Сладострастья едкий дым…
Необузданной природы
Хитрое рукомесло…
Буйства бешеные воды,
Ухищренья милой моды –
Вот что парочку несло.
Шутка кратки, щели узки,
Труд вовсю, не на авось,
Уст, уставших по-французски,
Русским тоже довелось.
Русским дедовским манером,
Так что дама с кавалером
Веселились, словно дети,
Переплетшие тела,
И уснули на рассвете,
Изможденные дотла.
Первым Пушкин пробудился,
Ахнул, подбежал к окну.
Луч зари давно пробился,
Устремленный в вышину.
– Мы погибли! – шепчет Долли, —
Сгинут лодка и причал.
– Мы с тобой в господней воле, —
Даме Пушкин отвечал.
Камердинер-итальянец
Подошел к ее дверям.
Пусть спасает иностранец,
Только он поможет нам!
«Боже!..» – женщина не рада:
Как поэт покинет дом?
«Стойте! В обморок не надо,
Это можно и потом!»
Вмиг оплакали разлуку,
Пушкин ей «Прощай!» сказал,
Взял слуга его под руку
И – вперед, сквозь двери зал.
Спальня графа Фикельмона,
Он за ширмою храпит.
– Кто там? – бросил полусонно.
– Ваш слуга, синьор, спешит, —
Камердинер говорит.
Слуги шастают как тени,
Пушкину на них начхать.
Он ступает на ступени:
Утро! Свежесть! Благодать!
Неужели это снится,
Чуть привиделось в ночи?
Здравствуй, невская столица,
Дай свободы мне ключи!
Все? О нет, еще два слова:
Он вернулся через час.
Тыщу золотых без слова
Дал слуге, который спас.
Денег тот сперва не брал,
Только Пушкин настоял.
Воспоминание о палатке
Здесь дремлется сладко,
Хоть ночью продрог.
Палатка, палатка
На сотню дорог.
Денечки листая,
Я славой согрет.
Палатка простая,
Ты мой кабинет.
Я сплю в ней вполглаза,
Палатка – редут.
Ущелья Кавказа
Меня стерегут.
День выпадет судный.
Отважных любя,
Арзрум многотрудный
Приветит тебя.
Совет
Тощий как палец вынь карандаш,
Листик тетрадный: испишешь – продашь,
Выключи совесть – и в заключение
Вымастурбируй стихотворение.
Хлынут в карман пиастры, звеня,
Вот и рецепт – только не для меня.
Тяжелая рука
Пушкин разлюбил балы,
Что поделать – годы,
Ропот душной полумглы,
Мраморные своды.
И своей жены успех,
Шумный, хоть невольный,
И ее наивный грех –
Как