унитарное предприятие «ИКС» грубо нарушает Градостроительный кодекс… Разрешения на строительства… Наказания предусмотренного статьей 9, пункт 5 ГсК Российской федерации… Данное строительство именуется администрацией города как корректировка плана… Незаконно… реально имеем дело с уплотнением застройки. Согласно статье двадцать восьмой Градостроительного кодекса… План застройки утвержден без публичных слушаний… Нарушение наших прав…
Огромная и страшная сваебойная машина сдвинулась и, покачивая двадцатиметровой вышкой, медленно поползла к толпе. Грохот дизеля нарастал, и последние слова Юры полностью утонули.
Он взмахнул рукой, подчеркивая серьезный характер намерений, и замолчал. Оператор Витя отошел, дал крупный план котлована, кучки жильцов и надвигающегося железного монстра.
Фридман стоял, опустив скрипку: играть сейчас было бесполезно; на открытом пространстве при таком громе звуки не могли оказаться полноценными, вместо мелодии получилось бы жалкое кваканье. А он не мог казаться жалким. Его музыка должна была поднимать.
Проехав несколько метров, тракторист остановился. Сбросил обороты и высунулся из кабины:
– Эй, мужик!!! Убирай свою тачку!
Юра не ответил. Лишь по желвакам, что забегали на его щеках, стало ясно, как напряжен этот мужественный и неглупый человек.
– Ты, мужик, оглох, что ли?!
– Может, ты и мужик, – отчетливо произнес майор, наконец обернувшись.
– А я человек. И жилец этого дома.
– А мне по хрену, человек ты или жилец. Убирай свою гребаную машину, мне сваи надо бить.
– Все сказал? – уточнил майор.
Тракторист не ответил.
– А теперь послушай, что я тебе скажу. Забивка свай незаконна. Твой застройщик «ИКС» не имеет на это разрешения и тем самым нарушает кодексы. Мы выставили пикет. Можешь вызывать свое начальство, мы не сдвинемся с места.
Подтверждая слова, Юра забрался в свою машину.
Тракторист вылез из агрегата и пошел в бытовку. Вероятно, звонить прорабу. Двигатель продолжал тихо постукивать. Из оврага веяло прохладой.
– Гена! – крикнул майор. – Возьми ключи и спрячь. И не отдавай им, обыскивать тебя вряд ли будут.
– Кому – «им»? – не понял Савельев, приняв брелок с ключами от машины.
– Не знаю. Но… чувствую. Тут заварится каша. Мы вступили в войну, – повторил Юра. – И заранее уже ничего нельзя предугадать.
Майор поднял стекло, оставив узкую щель, и защелкнул дверцу изнутри. Он забаррикадировался, как в танке, чтобы никто не смог вытащить его из машины. А саму машину было невозможно отогнать в сторону, поскольку ключи спрятал Геннадий.
Все было готово к схватке.
Осенняя сырость текла через овраг из леса, да и котлован, хоть и вырытый достаточно давно, нес запах влажной земли. Фридман окинул взглядом собравшихся. Мужчин собралось мало; в толпе преобладали женщины. Замученные, истрепанные жизнью – в простой домашней одежде. Кто-то держал за руки детей, которых было не с кем оставить