и денег не возьмет – молодежь, мать ее… – думал Верников, выходя из лифта вперед маленькой развратницы.
И усмехнулся сам себе.
В этом обнаженном раю чем, как не позывом к совокуплению, заняты головы всех способных к природному акту?
А ругать молодежь было принято еще в Древней Греции; как образованный человек он это знал. Но, вероятно, ни в одном социуме не существовало такой пропасти между поколением родителей, воспитанным в стране без секса, и их детьми, начавшими жизнь по свободным биологическим законам.
Вопрос состоял лишь в том: кто окажется счастливее в зрелом возрасте?
Он, Верников, познавший первую женщину в двадцать четыре года?
Или эта маленькая ходячая промежность, которая уже наверняка поменяла десяток мокрогубых сверстников, но еще только начала свой разбег…
Погруженный в ненужные на отдыхе философские мысли, Верников шел мимо стеклянной стены отельных лавок.
Какой-то турок, прикоснувшись к руке, вкрадчиво обратился по-русски. Не потому что принял его за русского – на русского Верников походил меньше всего – просто турки на любого постояльца набрасывались в надежде, что тот окажется россиянином. Ведь только с последнего имелась возможность легко стрясти деньги за какую-нибудь дрянь.
– Spaeter! – не взглянув, бросил Верников универсальное немецкое слово.
И турок отстал. За границей он намеренно выдавал себя за немца, обладая достаточным языковым минимумом: к соотечественникам Гитлера турки не приставали вообще.
Миновав торговую зону, Верников вышел из отеля, и плотный жар турецкого утра охватил его со всех сторон.
3
Территория пятизвездного отеля напоминала не Турцию, а какой-нибудь Египет. Причем не курортный оазис, а шоссе Халаиб – Суэц, тянущееся сквозь Аравийскую пустыню. Даже с сухощавого Верникова на пути до пляжа сошло семь потов.
Белые пластмассовые лежаки вытянулись под голубыми тентами. Расторопный Коля успел занять места в ближнем к морю ряду. И сейчас на брошенных пляжным турком сине-белых матрасах расположилось семейство Анохиных.
Невысокий, но кажущийся крупнее Верникова из-за огромного живота Сергей.
Ирина: статная, и почти стройная, в достаточно смелом красном бикини.
И Коля – с мобильником на шее и наушниками дискмэна в ушах.
Четвертый лежак был занят для Верникова.
– Зиг хайль, – не выходя из образа, насмешливо приветствовал он друзей.
И приложил ладонь к зеленой маскировочной шляпе, которую надевал, пока шел по солнцу с сухой головой.
Бросил на матрас сумку с пляжным полотенцем.
Снял часы, очки и сланцы, чтобы сразу идти к морю, но Ирина схватила его за руку:
– Константин, стой. Ты намазался?
– Намазался, намазался, – отмахнулся Верников; ему не терпелось пробежать полоску раскаленного песка и нырнуть в прохладную воду.
– Вижу я, как ты намазался… Хуже Коли, честное слово…Ну-ка повернись. Спину кто тебе мазать будет?
Верников