чтобы скрыть объект, САБы бесполезны. Тут нужен опыт, чтобы обнаружить цель и поразить ее. Нам приходилось сбрасывать бомбы различного веса и габарита: 25-, 50-, 100-килограммовые, осколочные, фугасные, термитные, самовоспламеняющуюся жидкость и самые мелкие бомбочки, вплоть до противотанковых гранат, которые мы брали в кабину. Каждая серия бомб имеет свои баллистические свойства, свой отличительный характер. Наземная артиллерия для поражения цели прибегает к пристрелке или пользуется услугами корректировщика. Мы были лишены и того и другого. Самолет, как правило, проходил над целью однажды, и экипаж был лишен возможности исправить свою ошибку.
Данные о целях мы получали иногда очень скудные. Бывало, что бросали бомбы на глазок, и они падали в районе цели, не поражая ее. Другая бы махнула рукой, не обратила внимания, вроде бы ничего особенного: человек не автомат – бывает, и ошибается… А Нина думала по-другому: промах экипажа – это брак в боевой работе. Она требовала от меня тщательной подготовки. Вместе со мной изучала характер бомб, возилась с прицелом, все время мне напоминала, что люди неделями не выходят из цехов, полуголодные и озябшие, делают бомбы и наша обязанность сбросить их «точнехонько». Когда на пути встречалась непогода, Ульяненко не спешила возвращаться домой с бомбами. Она была поистине хозяйкой неба. У нее опасность увеличивала собранность для борьбы со всякими особыми случаями. Нина не бравировала своей смелостью, бесстрашием, но спокойно говорила: «Пойдем, пока можем». Я училась у Нины выдержке, хладнокровию, штурманскому мастерству. Думая о Нине, я уснула.
– «Вставай, подымайся, рабочий народ!» – громко пропела Маменко над нами, и мы с Ниной враз проснулись.
Люди на войне много работали и смертельно уставали. Научились спать сидя, стоя, на ходу. В любых условиях. Но, заслышав сигнал побудки, любой зов, тут же просыпались и готовы были действовать.
– Машина к полету готова, товарищ командир!
– Пойдем посмотрим, – отозвалась Ульяненко.
– А вы молодцы. – В голосе механика слышалось восхищение. – Олейник и Жигуленко доложили, что вы подавили огонь двух артточек.
– В этом и твоя заслуга, – сказала летчица. – Это ты у нас молодец!
– Спасибо… – Маменко запнулась. – А я… я думала… – И замолкла.
– Что же ты думала? – Нина вплотную подошла к Вере.
– Что… Что вы не доверяете мне. Всегда так придирчиво предполетный осмотр производите.
– Эх ты… – Ульяненко натянула Вере пилотку на глаза и передразнила: – Я… ду-у-мала. В авиации есть золотое правило: доверяя, проверяй. Пора бы тебе к этому привыкнуть.
Ульяненко нисколько не сомневалась в механике. Маменко была внимательна к самолету. Вся машина у нее блестела и сияла чистотой. Она хорошо усвоила, что авиация не признает ни маленьких, ни больших неисправностей. Любая, даже самая пустяковая, неполадка, даже грязь, будь она в моторе или в кабинах, – все может привести к катастрофе.