стало известно только несколько лет спустя, когда оба участника обеда объединили силы, но Альфред, возможно вспомнив о своей парижской неудаче, воспринял замечание гостя как проявление веселья.
Такие государственные визиты стали традицией; в течение каких-то месяцев перспективы Альфреда резко изменились. Когда фон дер Хайдт робко попросил его выступить в роли судьи на Лондонской промышленной выставке 1862 года, Крупп решительно предложил ему найти «другого человека, который больше бы подходил к этой роли», а отношения Альфреда с Вильгельмом продолжали улучшаться, пока он фактически не стал членом двора. У него по-прежнему случались головокружительные взлеты и болезненные падения. Это было в характере как самого человека, так и индустриальной революции, а возможно, характерно для Германии. Но с того времени он стал привилегированной фигурой в четырехугольном Потсдамском дворце; его самого и его торговцев приглашали, чтобы выработать общую линию на частных аудиенциях с королем.
Связь, объединяющая Круппа и Гогенцоллернов, была неразрывной. Альфред хотел производить оружие, Вильгельм – покупать его. Это был брак по расчету, возможно – по необходимости, и даже смерть не могла положить ему конец. Каждый из преемников Вильгельма должен был быть союзником старшего Круппа своего поколения. Понять эту взаимозависимость – значит осознать новое, историческое значение, которым обладала теперь династия. Отныне Крупп будет ассоциироваться с националистическими устремлениями народа. И в результате покровительства, оказанного ему и его наследникам, они станут ведущей в стране индустриальной семьей.
Тот факт, что он продолжал производить мирные инструменты, к делу совершенно не относится. Успехи Круппа в мирном производстве были прямым следствием его военного производства. Если бы он не делал пушки, он не стал бы национальным институтом, и именно превращение Круппов в институт обеспечило им их превосходство. Вильгельм никогда бы не вмешался, чтобы спасти патент на производство колес, если бы Альфред не был готов и способен ковать новый прусский меч. Сам Крупп очень хорошо понимал источник своего могущества. Во времена кризиса он вставал по стойке смирно и приветствовал флаг. Если это не помогало, он грохотал угрозами – он уедет, он найдет монарха, который оценит его.
Почти всегда это срабатывало. Иногда нет – потому что монарх и его оружейник были не одни. Неистовые волны и пересекающиеся потоки бурлили вокруг Потсдама и Эссена, толкая их то в одну, то в другую сторону и напрягая их связь. У Альфреда было мало провалов, но стоявшие за ними причины весьма существенны. Первая – чисто техническая: для первопроходца это естественно – сбиваться с пути. Вторая заключалась в прусской армии: Крупп был не единственным человеком, который был необходим королю для осуществления его грандиозных замыслов, а высшие военные чины все еще оставались верны своей любимой бронзовой артиллерии. Эти две причины – его