торжества его величество должен был стать свидетелем фактических, час за часом процессов отливки и ковки раскаленного орудия.
Это был изнурительный график. Более того, он равносилен дерзости. Только человек, страдающий манией величия, мог полагать, что имеет право на такое количество королевского времени. Тем не менее Вильгельм прошел через это. Великолепный в своих позолоченных галунах, при малиновой орденской ленте, со сверкающими медалями и в отполированном шлеме, монарх восхищался милями шлака, что-то бормотал по поводу глиняных форм, даровал королевское одобрение бесконечным образцам пружин и скучным выставкам цеховых принадлежностей, тогда как позади него пораженная ужасом, но в молчании нервозно шаркала его ярко одетая свита, щелкая жезлами в тщетных попытках стряхнуть сажу с кителей и страусиных перьев. Никому из них это не понравилось, а военный министр Пруссии генерал граф фон Роон, который и раньше ссорился с Альфредом в письмах, был настолько оскорблен, что превратился во второго фон дер Хайдта. Однако шоу продолжалось – до ночи, когда это сверхъестественное представление стало освещаться лишь мерцающим пламенем кузниц. Король оставался до конца, потому что хотел угодить Круппу. Он убедился в том, что тот ему нужен.
Почему?
Потому что речь шла о Пруссии. Король-солдат смотрел за пределы своих границ – на Германию и – с помощью бога войны! – на возрождение рейха.
Сегодня трудно уловить настроение Вильгельма, вспомнить, каким маленьким человеком он казался в глазах мира, осознать, что всего столетие назад немцы были посмешищем Европы. Никто из ныне живущих не может помнить время, когда тень Тевтонского ордена не угрожала, не господствовала, не омрачала и даже не закрывала остальную часть континента. Вильгельм I вступил на трон Пруссии, которая все еще была страной из комической оперы, руководимой хвастунами и профессиональными бюрократами. Долгое время она считалась страной незначительной, и не было серьезных оснований полагать, что будущее многое изменит. Конечно, никто и не подозревал, что Берлин станет столицей крупнейшей агрессивной державы в современной истории, что его войска будут неоднократно устремляться за пределы своих границ, спровоцируют три решающих войны и пропитают европейскую землю кровью нескольких поколений.
Военная мощь была немыслима без политической стабильности, а с политической точки зрения Германия была болотом. Старая Священная Римская империя, Первый рейх, как объясняли учителя, вообще не была ни священной, ни римской, ни империей, а потом и вовсе деградировала до состояния рассыпанной мозаики. Восстановление казалось столь же невероятным, как если бы сейчас представить себе объединенную Африку. Наполеон сократил три сотни германских государств, епархий и свободных городов до сотни, а коалиция против него привела к дальнейшей консолидации, но, тем не менее, даже Бунд 1815 года насчитывал тридцать восемь мелких государств, каждое из которых было