в театре, увлеченно постигая его таинства. Когда он готовился покинуть Мейнинген и пришел в резиденцию герцога официально оформить свой уход, ему сказали, что герцог очень огорчен его отъездом – здесь Штраус вежливо поклонился, – потому что считает его лучшим из клакеров, способствовавших успеху Мейнингенского театра.
Вследствие неожиданного развития событий Штраус оказался в ситуации, к которой был не готов. Бюлов, чувствовавший себя несчастным оттого, что хотя бы раз в месяц не приобретал смертельного врага, поссорился с Брамсом. Его возмущение, возможно, было справедливым, но отреагировал он на него странным образом. Четвертая симфония имела огромный успех, и Бюлов использовал ее как коронный номер во время гастролей оркестра. Ему особенно хотелось продирижировать ею на предстоящем концерте во Франкфурте. И вдруг он неожиданно узнает, что Брамс объявил – дирижировать симфонией в исполнении Франкфуртского оркестра будет он сам. Неизвестно, по какой причине Брамс совершил такую грубую выходку по отношению к человеку, которому был многим обязан. Один из биографов Бюлова предполагает, что «Брамс, недовольный чересчур детализированной интерпретацией Бюлова, которая нарушала ход его музыки, решил предложить собственную концепцию, более простую и доходчивую. Возможно также, он хотел лично продемонстрировать свою работу франкфуртским друзьям, которые не очень любили Бюлова».[56] Но ни то, ни другое не оправдывает Брамса.
Бюлов поступил не менее глупо, чем композитор. Он не только метал громы и молнии в адрес Брамса, но, чувствуя, что его авторитет в глазах оркестра пошатнулся, подал прошение об отставке.[57] Брамс попытался извиниться, назвав свой поступок «неразумным и опрометчивым». «О, глупость и все остальное, твое имя – Брамс»,[58] – писал он Бюлову. Герцог попытался изменить решение Бюлова, но безуспешно. Бюлов уехал 1 декабря 1885 года. Однако истинная причина его отъезда заключалась в его непоседливости. Его преемником стал Штраус.[59]
Хотя Штраус, по словам Бюлова, был «чрезвычайно надежным дирижером», он вряд ли был готов занять место Бюлова. Штраус принялся за дело весьма энергично, включил в программу такие крупные произведения, как «Реквием» Моцарта, Вторую симфонию Бетховена, «Неоконченную» Шуберта, «Гарольда в Италии» Берлиоза, а также новую симфонию своего друга, Людвига Тюлля. Но вскоре стало очевидно, что герцог потерял интерес к оркестру. Между театром и оркестром всегда существовало соперничество. Пошли слухи, что численность оркестра будет сокращена. Штраус пока не пользовался у публики успехом, и он, наверное, почувствовал, что самое лучшее, что он может сделать, – это уехать.
Еще до отъезда из Мейнингена он подружился с человеком, который оказал на него почти такое же влияние, как Бюлов, а в некотором отношении – даже большее. Этим человеком был Александр Риттер, сомнительная личность, которая была холодной звездой в солнечной системе, центром