ракет, размещаемых на земле различными способами. Сигнальные ракеты особым образом выкладывали на земле через каждые несколько километров на дистанции в 20–30 км, формируя линию патрулирования. С этих линий нас направляли в определенную точку в пространстве, в попытке перехвата одного из наших собственных самолетов, имитирующего врага. Успех был делом случая и зависел от наличия или отсутствия облачности, чтобы экипаж истребителя мог увидеть сигнальные ракеты с высоты 3000 м или более. В другое время мы работали совместно с прожекторами. Было достаточно моментов, когда в конусе их лучей мог быть замечен самолет. Но к тому времени, когда истребитель разворачивался в направлении цели, прожекторы теряли противника и бесцельно метались по небу. Когда же истребитель сокращал дистанцию, его неизменно освещали так, что пилот временно слеп или, по крайней мере, терял способность к ночному видению, что делало любые дальнейшие попытки обнаружить неуловимого «врага» безрезультатными. И все же эти тренировки, которые время от времени казались нам бесполезными, помогли нам в будущем. Ночные истребители начинали нащупывать методы своих действий. Хотя наши боевые потери на этой стадии были нулевыми, мы потеряли несколько прекрасных экипажей в борьбе с погодой. Каждый понимал, что противник мог взлетать при хорошей погоде, бомбить цели в Великобритании вслепую, возвращаться и приземляться снова при хорошей погоде. Ночные истребители должны были взлетать в самую отвратительную погоду, чтобы перехватить вторгшиеся самолеты противника, а затем возвращаться при такой же погоде. Потери, которые мы несли, не были приемлемыми в мирное время, но надо было срочно двигаться вперед, если мы хотели победить врага в ночном небе.
Когда я со своим бортстрелком лидинг-эйркрафтмэном[45] Харрисом возвращался с нашей новой передовой базы в Мартлетсхэм-Хед, около Ипсуича, я был вовлечен в свое первое летное происшествие. Накануне ночью был довольно сильный снегопад и травяная поверхность Мартлетсхэма покрылась слоем снега толщиной от 10 до 12 сантиметров. Я не отнесся к этому слишком серьезно, и мы с Харрисом вырулили на нашем «бленхейме» и развернулись против ветра. Взлет в этом направлении был коротким, и пилоту следовало учитывать деревья, растущие сразу же после окончания дистанции разбега. Проверив двигатели, я дал полный газ, и старый «бленхейм» начал набирать скорость. Скоро стало ясно, что, хотя двигатели давали все, что могли, скорость самолета растет недостаточно быстро. Но я упустил момент, когда можно было затормозить. Я был слишком далеко на взлетно-посадочной полосе, чтобы убрать газ и остановиться на скользкой земле, не врезавшись в деревья, теперь угрожающе выраставшие впереди. Не забыв предупредить Харриса, чтобы он держался, я потянул штурвал на себя, пытаясь поднять «бленхейм» в воздух. Едва он оторвался от земли, я быстро, насколько было возможно, начал уборку шасси, чтобы уменьшить торможение. Но самолет едва достиг скорости отрыва и потому рухнул на землю