с пола и сажусь на кровать, как будто это она здесь ведет себя ненормально. Часы на стене показывают час ночи.
– Надо поговорить, – шепчет она. Она присаживается на край кровати и аккуратно складывает под себя ноги. Оглядывает комнату, будто она в незнакомом доме, а не в своем собственном.
– О чем? – спрашиваю я. Я точно знаю ответ, но мне надо услышать это от нее. Нам было запрещено обсуждать судебный процесс до его окончания, потому матери не давали нам общаться. К тому моменту, как все закончилось, в нашей дружбе произошел какой-то сейсмический сдвиг. В те редкие дни, когда Кэлли приглашала меня поиграть, Мэгги всегда была в пределах слышимости, следила за нами, будто мы в любой момент могли исчезнуть.
Даже если бы я тогда и набралась смелости спросить у Кэлли, правда ли, что она разглядела лицо человека той ночью, у нас все равно не было возможности нормально поговорить, ведь мы никогда не оставались одни.
– О том, что Райан сказал в машине. – Кэлли зажмуривается, собираясь с духом, потом вздыхает. – Это все равно могло быть совпадение.
– Возможно, – тихо говорю я.
Тиканье часов заполняет пространство между нами. Кэлли прижимает колени к груди.
– Я почитала его апелляцию… Многие верят, что он этого не совершал.
– Знаю. – Это я знаю еще с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы самой искать ответы. О существовании людей, которые считают, что Уайатт Стоукс – не «огайский речной монстр», я узнала, едва научилась самостоятельно пользоваться Интернетом.
Кэлли опускает взгляд и отколупывает кусок лака на большом пальце ноги.
– На этот раз он может добиться нового слушания. Если между Ари и остальными девушками есть связь… он может выйти на свободу.
Уайатт Стоукс может выйти из тюрьмы. Уайатт Стоукс, человек, который знает наши имена.
– Родители не смогут позволить себе новый переезд, – говорит Кэлли. – Я поеду в Страудсбург, но они не смогут уехать из Фейетта: папа не бросит работу.
– Кэлли, – говорю я. Имя звучит на губах непривычно. – Что ты на самом деле видела той ночью?
По ее щеке ползет слеза.
– Я не соврала.
– Я не говорю, что ты соврала.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.
– Ты правда видела его лицо? – наконец спрашиваю я.
Я жду, что она разозлится, выместит на мне гнев. Но вместо этого ее голос смягчается, и она отвечает:
– Я и сама уже не знаю.
В комнате стоит напряженная тишина, звук минутной стрелки повисает в воздухе, словно таймер бомбы.
– Что ты такое говоришь?
– Я говорю, что была тогда совсем маленькой и могла ошибиться. Конечно, я думала, что видела его лицо… Стоукс мне тогда казался монстром из-под кровати, и я испугалась, что он пришел за Лори после того, что наговорил ей в бассейне.
По ее розовым щекам катятся слезы злости. Она больше на меня не смотрит.
«Поэтому ты от меня отдалилась? – хочу я спросить ее. –