на запад, а Ермолов, командуя небольшим арьергардом, спас 50 орудий; и потом, при Кульме, где граф Остерман был тяжело ранен, и Ермолов взял командование на себя практически в самом начале боя. В 1814 году он командовал русской и прусской гвардией при взятии Парижа, а в 1816 году был назначен главнокомандующим в Грузию (под его юрисдикцией находился весь Кавказ), а также чрезвычайным и полномочным послом при персидском дворе. В качестве последнего он доказал, что вполне достоин доверия своего государя не только на полях сражений.
В 1820 году Александр I собирался послать под его командованием армию в Неаполь; однако Австрия, всегда настороженно относившаяся к вмешательству России в дела Южной Италии, поспешно отправила туда Финмонта, который положил конец конституциям Неаполя и Пьемонта. Так русский флаг избежал сомнительной чести защиты кровавой реакционной системы Неаполя и санкционирования ответных мер Австрии против борцов за свободу в Италии. У Ермолова были свои причины. «Император был ошеломлен, когда я сказал ему, что без сожаления узнал об отмене экспедиции. Я отметил, что Суворов, командуя австрийцами, возбудил в них острейшую ревность… Я бы хотел увидеть человека, который без смущения появился бы на месте, памятном героическими подвигами этого замечательного человека, а еще ранее – Наполеона».
И внешне, и характером Ермолов был человеком, рожденным, чтобы командовать. Крупный, обладающий недюжинной физической силой, с круглой головой на мощных плечах, с шапкой вьющихся волос – во всей его внешности было что-то от хищного зверя. Прибавьте сюда непревзойденное мужество, и вы поймете, почему этот человек вызывал восхищение у своих и ужас – у врагов. Он был безупречно честен, прост, если не сказать груб, в своих привычках, вел спартанский образ жизни – и дома, и в походе он спал завернувшись в шинель и вставал с первыми лучами солнца.
Он не щадил себя в бою, с готовностью делил со своими подчиненными все лишения, был безукоризнен в выполнении своего долга. И в то же время ни один командир так не щадил своих людей (когда это было возможно без ущерба для конечного успеха), так не заботился об их благополучии[38], так не пренебрегал формальностями в отношениях с ними, так неприкрыто не проявлял к ним дружелюбие.
Заботясь о чести своих кавказских полков, он обратился к Александру I с просьбой перестать пополнять их ряды преступниками и проштрафившимися военными из европейской части России. «С этого времени, – писал он в приказе, – среди офицеров больше не будет таких, за кого им придется краснеть. С этих пор недостойные люди не будут делить с ними службу и славу храбрых солдат Кавказского корпуса». Для него самый скромный, плохо одетый, но исполненный боевого духа солдат был другом и братом. Он обращался с ними как с товарищами по оружию, пытался влезть в их шкуру, сочувствовал им, регулярно приходил, когда они собирались вокруг костра, беседовал и шутил с ними.
Поэтому нет ничего удивительного