чем больше сейчас его бьют и отвергают»[66].
Гельфанд открыто заявил, что «революционный дух говорит на прямом языке». Молодой человек счел необходимым привести слова Мартина Лютера: «Я не знаю другого способа, чем гнев и рвение; если я хочу хорошо писать, хорошо молиться и хорошо проповедовать, я должен быть рассержен». В итоге он закончил выступление на том, что было допустимо в ходе партийных дебатов: «Я утверждаю, что сотня грубиянов предпочтительнее одного лицемера»[67].
Когда Гельфанд выслушивал в Любеке выпады в свой адрес, он уже утратил ту защиту, которую обеспечивала ему должность редактора в дрезденской Arbeiterzeitung. Чтобы представить ревизионистские дебаты и их результаты как единое целое, мы несколько ускорим повествование. Гельфанда и его товарища Мархлевского выдворили из Саксонии в конце 1898 года; местная полиция больше не могла выносить их чрезмерной активности. Сначала Гельфанд пытался оказывать влияние на редакционную политику из Геры, города, расположенного в соседней с Саксонией Тюрингии. Гельфанд назначил Розу Люксембург своей преемницей, чтобы быть уверенным в политическом курсе, проводимом газетой.
Такое положение сохранялось очень недолго. Спустя несколько месяцев Гельфанда и Мархлевского выдворили и из Геры. Друзья кинулись на поиски более безопасного и по возможности постоянного местожительства. Выбор был невелик. В конечном итоге они остановились на Баварии; их старый противник, Георг фон Фольмар, был настолько любезен, что добился для них разрешения на проживание в Баварии.
Отъезд Гельфанда из Мюнхена подразумевал его удаление от центра политической активности партии. Но ему нечего было терять; у него не было ни должности, ни серьезного влияния. После нападок на Бернштейна он потерял остатки расположения берлинских партийных лидеров; даже издатели социалистических газет больше не проявляли никакого интереса к его статьям. Каутский, который раньше защищал Гельфанда, после съезда в Любеке стал отказываться печатать его статьи в Neue Zeit. В период с 1901 по 1906 год ведущий орган германской социал-демократической партии не напечатал ни единой статьи Гельфанда.
В начале ХХ века создалось впечатление, что карьера Гельфанда в германской партии близится к концу. По мнению партийного руководства, многие годы Гельфанд слишком усложнял им жизнь. Но он не был нарушителем спокойствия в примитивном смысле этого слова. у него было собственное видение германской социалистической партии. Какая огромная удача, считал Гельфанд, получить в наследство марксистскую революционную теорию, но при этом как бессмысленно тратится время на проведение постепенного реформирования. Он оставался русским интеллигентом, которого мучила мысль о приближении социальной революции.
Но его разочарование в германской партии полностью компенсировали русские. Плеханов, Мартов, Потресов и Ленин с восторгом следили за нападками Гельфанда на Бернштейна. В то время как Бебель и Каутский обдумывали, как бы заставить замолчать