цветы?»
«Какие же?»
«Желтые розочки», – зашептала в ухо матери девочка.
«Почему?» – также шепотом спрашивала мама.
«Потому что они похожи на маленькие солнышки. И светятся, как солнышки».
«Это ты мое солнышко! – с нежностью гладила по голове ненаглядную доченьку мама. – И это ты светишься, как солнышко».
«Правда-правда?! А разве можно светиться, как солнышко?»
«Можно. Когда очень-очень любишь».
«Значит, мы с тобой солнышки, раз очень-очень любим друг друга?»
«Значит, солнышки».
«Ой, мамочка, какие же мы с тобой смешные! Ну разве могут быть два солнышка?»
«Могут. У каждого человека в душе свое солнышко».
«Прямо-прямо у каждого?!»
«Нет. Только у того, кто любит».
«Как хорошо, мамочка, что мы любим друг друга. Теперь мы с тобой два солнышка. А если еще кого-нибудь полюбим, то нас будет много-много солнышек. Вот здорово! Я всех-всех буду любить, правда-правда», – уверяла она маму, нисколько не сомневаясь, что так и будет.
«Королевна ты моя, – ласково, но с грустью говорила та. – Люби весь мир, и пусть эта любовь принесет тебе счастье! Потому что нет ничего важнее на всем белом свете, чем любовь».
Они стояли в обнимку, мама и дочь, липкие, сладкие и счастливые, и никак не могли оторваться друг от друга.
Ощущение удивительной беззаботности и непоколебимой уверенности, что тебя бесконечно любят и будут любить вечно, охватило Милу, смотрящую на происходящее словно со стороны, и в то же время чувствующую себя маленькой счастливой девочкой, млеющей от нежных прикосновений матери. Удивительный мир грез, где тебя любят, где ты нужна. И так хочется вернуться в счастье!
По щекам обильным потоком хлынули слезы умиления и радости, очищения и надежды, благодарности и умиротворения. Вытирая их ладонями, Мила поневоле начала просыпаться. Попыталась было воспротивиться пробуждению, старательно вызывая образ матушки, покинувшей ее в детстве, но тщетно: сон безвозвратно ушел в темные глубины расплывчатых воспоминаний.
Мила наслаждалась остатками чудного видения и охватившим ее блаженством. Лежа с закрытыми глазами и радуясь возможности вновь окунуться в счастливое детство, вдруг почувствовала неизвестно откуда взявшуюся тревогу, которая постепенно увеличивалась, наполняя ее неведомым страхом и оставляя неприятный осадок безысходности.
Ум все еще дремал, но подсознание, которому она очень доверяла и слабый шепот которого, видимо, сейчас и услышала, о чем-то настойчиво предупреждало.
Мила затаила дыхание и прислушалась. Непривычная и совершенно невероятная тишина, густая и плотная, заполнила пространство вокруг. Ни звука, ни шороха, и только настойчивый запах яблочного пирога упорно витает в воздухе, словно не желая отпускать из плена сна. Запах настолько явный, что Мила невольно принюхивается, расслабившись и упорно не желая открывать глаза, как это обычно бывает, когда снится что-то очень приятное и