и не отдадим их так запросто. Но победить – дело другое. Нашим командирам потребуется время, чтобы понять: хотя форма войны изменилась, ее суть остается прежней. Когда определятся линии фронта, и огромного фронта, мой лейтенант, какого еще не видывали, и когда до генералов дойдет, что никто не может достаточно быстро принимать решения, вот тогда они и поймут, что все было поставлено на тактику, и тактику устаревшую, а война остается тем, чем всегда была.
– Дуэлью, – сказал Алехандро.
– Смертельной дуэлью, – добавил Хесус. – Тактики можно менять и приспосабливать, но в конечном счете победителем станет лучший стратег.
– А что делает стратега лучшим? – спросил Алехандро.
– Идея всегда берет верх над оружием, – сказал Хесус. – Кто доверит оружейнику ключи от рая? Только Божья частица в нас решает нашу судьбу. Лучшим стратегом станет тот, кто посмотрит смерти в глаза и прочтет в них, что именно он должен не бояться потерять. Кстати, в каждой войне это свое.
– Рыболовы – вот истинные хозяева жизни, – улыбнулся Алехандро.
Тогда Хесус рассказал о часе своего прозрения.
– Я сын рыбака, но с первого взгляда, брошенного на озеро в возрасте, когда еще не мог ни ходить, ни говорить, я понял, что рыбаком не буду. Потом я забыл то, что знал. Взрослея, я следовал по стопам отца. Я умел ставить и снимать сети, умел их чинить, и все прочее, нужное для этого промысла. Свои первые четырнадцать лет я прожил между снастями и рынком, не желая вспомнить о том первом взгляде. Но утром в день, когда мне исполнилось четырнадцать, я пошел на озеро. Лежал рассветный туман, и кто-то нарисовал пейзаж тушью; воды были черными, а туман выводил невероятные рисунки. Этот пейзаж… он бил прямо в сердце. У меня было видение высохшего озера, великого сражения и лица ребенка, которое мгновенно стерлось, сменившись лицом старика. Наконец все исчезло, туман поднялся к небу, а я в слезах упал на колени, потому что узнал, что предам отца и уйду. Я плакал долго, пока мое тело не иссохло больше, чем озеро из моего видения, потом встал и в последний раз взглянул на черные воды. В это мгновение я почувствовал, что мне доверена ноша, а еще что этот крест избавит меня от стыда. Я научился у священника читать и писать, а через два года вступил в армию.
Окруженный с детства благожелательностью старших и искренним расположением ровесников, Алехандро никогда не знал братской дружбы мужчин, вместе прошедших через огонь. В восемнадцать лет он считал армию той средой, где он исполнит свой зарок обрести мужество, и испытывал то чувство надежного плеча, которое рождается из ожидания боя. Но он никогда не встречал сердца, которое билось бы в унисон с его собственным. Когда в последний год войны он вернулся в Йепес, чтобы устроить в замке свой генеральный штаб, он прошел пешком по деревенской улице, счастливый тем, что все пожимают ему руку, а старые знакомцы обнимают. Перед самым фортом он встретил старика-священника в сопровождении мэра, опиравшегося на трость. Они были одеты в черное, мрачные и неловкие, как два пугала,