тот подавлен – все из рук вон плохо.
Первая репетиция, а уже раскол: группа глубоко мыслящих праведников – Танька и Петр, группа глубоко пьющих грешников – Сыч, начальствующая группа – я и Серега. Театр, мать его, не успел образоваться, а уже раскололся. И каждый же прав, жаль, что только ты один это понимаешь… Ты понимаешь всех, тебя никто.
По окнам колотил дождь, мы читали пьесу, я старался вежливо все разъяснить – каждый момент. Серега занимался конкретно Танькой, сидел рядом, пояснял, как первокласснице, каждое слово.
– Ничего не понимаю, – сопротивляется актриса.
– Да потому что ты тупая, – срывается Сыч. – Вы там все в вашем муниципальном совсем с катушек посъезжали от своей звездности! Вот, – хлопает меня по плечу, – драматург. Вот, – кивает в сторону Сереги, – режиссер. Это их проблемы, они решили, что смысл есть, объяснили тебе, что с тебя требуется, – все. Больше тебе знать ничего не надо. Куда ты лезешь?
Танька выдерживает паузу, набирает воздуха – готовит себя к величайшему скандалу.
– Все сказал? – «Примадонна» берет разгон. – Да ты хоть понимаешь на кого свой рот открываешь?
Молния на миг освещает кабинет трезвости, закупоренный воздух накаляется. Все сейчас полетит в тартарары.
– Тише! – выкрикиваю я, чувствуя, как мои слова тонут во всеобщей брани.
– Ты не меня затыкай. – Танька откидывает листы в сторону. – Ты его заткни.
– А что, я неправ? – Сыч продолжает бунтовать.
– Ребята, – пытается влезть Петр. – Ребята, успокойтесь.
Потолок гремит, под светом ламп обостряются трещины далеких времен.
– Э, кукловод, молчи, тебя не спрашивали.
Молния за молнией. Танькины губы продолжают шевелиться. Скулы Сыча обнажают жилистый надрыв… Сумрачный угол вырисовывается фосфорными очертаниями Петра.
– Ребята… – повторяет он раз за разом.
– Тихо! – взрывается Серега, следом гремит гром.
– Тихо! Да успокойтесь же вы!
Собрать актеров с разных театров вместе оказалось, все равно что смешать водород с хлором.
– Это вы там, – Танька привстает, – в своем областном зажрались, ни спектаклей нормальных, ни людей. Непонятно только, за что вам деньги платят.
– Деньги, – хохочет Сыч.
– Нам бы ваш бюджет.
– Да на хрен вам наш бюджет, у вас никакой фантазии. Только свои танцульки да комедюльки ставить и можете! Вас критик энурезный похвалит, вы и рады, себя чуть ли не Элиной Быстрицкой провозглашаете. Вот вам, – Сыч показывает на фотки «трезвенников», – только с ними и конкурировать.
– А вам инвалидов по пригласительным развлекать, все равно к вам больше никто не ходит.
Сейчас затрещавший по швам новоиспеченный театр бомбанет, разнесет ДК в пух и прах. Да что там ДК… Город. Поднятое под небеса пламя узрят театры мира другого и пристыдятся спокойствия своего, позавидуют темпераменту нашему провинциальному, что спичечным коробком всю планету озарить