* *
Утром я выперлась на крыльцо в одном покрывале, отчего староста едва не прикусил язык, увидев такое непотребство. Мало того, что страшная и вся зеленая, так еще и почти голая! Но растрепанная ученица лекарки сделала вид, что не заметила его гнева. Почтительно поздоровалась и поспешила в огород умываться.
Седовласый почтенный староста пожаловал к травнице по делам – и на ученицу новую посмотреть, и узнать, не надо ли почтенной старушке какой помощи, да и лекарством от своей хвори разжиться.
Старуха приняла его ласково – усадила на мягкую подушку, налила сладкой водицы с цветочным запахом. И повела неспешную беседу по всем правилам – расспросила о здоровье самого старосты, его жены и трех дочек, покивала сочувственно заботам отца семейства, и даже протянула скляночку с мазью от геморроя. И лишь покончив с вежливой беседой, сказала:
– Девку мою не обижайте! Может почудить, но шибко способная, с первых дней помогать может. А там, глядишь, и на мое место встанет.
Я нахально подслушивала, стоя под окошком, и от ее слов у меня потеплело на душе. Хоть кому-то я здесь нужна!
Старик от неожиданности аж поперхнулся и пошел бурыми пятнами – своими глазами видела! Перебрав узловатыми пальцами по отполированной временем палке, надрывно закряхтел, и все жалобы на мое бесстыдство увяли на корню.
Кто ж с будущей заменой почтенной знахарки ссорится? Особливо, ежели девка не сегодня-завтра встанет на хозяйское место.
А дальше пошли типичные сельские рассусоливания. Я заскучала.
Понимая, что в избу заходить пока не стоит, уселась на крылечке и от нечего делать стала разбирать спутанную собачью шерсть, вылавливая репьи и сухие травинки. Попутно погладила шелковистые собачьи уши, проверила, не туго ли сидит ошейник.
Цепь пес игнорировал, а травница про нее и вовсе не вспоминала. Зато влажные дорожки от слез на собачьей морде меня несказанно огорчили. Сначала я подумала, что у Врана болят глаза. Но карие радужки были яркими, зрачки смотрели ясно, в уголках глаз не было грязи и гноя. А сам взгляд!
Такое страдание я видела только однажды – у молодого парня, сидящего в инвалидной коляске. Я прижала черную собачью голову к груди и долго так сидела, ласково перебирая длинную шерсть.
– Вран, – предложила я, – давай после завтрака сходим к реке? Или на горку какую-нибудь?
Пес тяжело вздохнул и потерся головой о мое одеяние.
– Вот и хорошо, – обрадовалась я, – с тобой мне не страшно!
А в кухне все журчала беседа. Наконец староста поднялся и вышел с травницей на крыльцо. Старуха вежливо проводила его до порога и позвала меня в дом – смываться и переодеваться.
Зеленая жижа, которой меня обмазала травница, вся осталась на покрывале. Кожа под нею выглядела чище и белее, а на ощупь стала непривычно гладкой.
Скомандовав:
– Ложись на лавку! – старуха сама натерла мне спину и окрестности прозрачным настоем с резким запахом. Потом, вручив склянку, велела обмазаться целиком и обязательно уделить