Ни одного вопроса о причинах войны. Кадеты только и знали, что выкрикивать:
– Да здравствует император!
– Да здравствует армия!
– За здоровье его императорского величества, главнокомандующего армией!
– Ура! Ура! Ура!
Пили исключительно красное вино. Все держали стаканы с кроваво-красным напитком, и ординарцы с невероятной быстротой заполняли опустевшие стаканы. Красные пятна расплывались на белой скатерти и на полу.
Между тостами кадеты хвастались, стараясь выставить себя в наиболее выгодном свете.
– Я приписан к Павловскому полку, – дрожащим голосом сообщил белокурый мальчик.
– А мы с братом к Измайловскому полку. В нем служил наш отец. И дед. Он получил Георгиевский крест за Плевну[11]! – выкрикнул другой.
– А у меня уже есть эполеты, – застенчиво проговорил мальчик, прижавшийся к моему боку.
– И у меня.
– И у меня.
Каждый кадет знал историю полка, к которому был приписан, и подробнейшим образом изучил все сражения, в которых полк одерживал победы.
Они без устали превозносили монарха, хозяина жизни и смерти, источник и причину их существования. Ave Cesar!
Кадеты прекрасно знали, что император не был великим полководцем, – они просто не могли этого не знать. Однако это никак не влияло на чувство любви, которое они испытывали к своему монарху. Эти совсем еще мальчики мысленно общались с живым человеком, помазанником Божьим. Во всем этом был какой-то оттенок мистицизма.
Кадеты хранили портреты царской семьи, как обычные мальчики хранят фотографии возлюбленных или родителей. Кто-то всегда носил их с собой. У кого-то они висели над кроватью. Своего рода религиозный обряд, временами переходящий в экстаз. Детский крестовый поход.
И офицеры кадетского корпуса, и наши офицеры произносили длинные, скучные речи, крутившиеся вокруг одних и тех же тем: император – армия – война – победа…
После третьего выступающего мне уже хотелось кричать. Каждое выступление вызывало бурный восторг толпы.
Стоило оратору произнести: «Да здравствует…» – и остальные его слова тонули в реве толпы. Если бы им позволили, то кадеты немедленно бы бросились на фронт, их целью был Берлин.
Наши офицеры в меру сил старались установить дружеские отношения с кадетами и русскими офицерами. Но у русских с поляками всегда были напряженные отношения. А какими еще могут быть отношения между угнетателями и угнетенными? Кроме того, во всех армиях пехота и кавалерия, сохраняя показную вежливость, в глубине души презирали одна другую. «Пешеходы, покрытые пылью», – высокомерно отзывались о пехоте кавалеристы. «Что бы они делали без лошадей?» – посмеивались между собой пехотинцы.
Все присутствовавшие на вечере прекрасно понимали это, однако одни притворялись чрезвычайно радушными хозяевами, а другие почтительными гостями.
Только один из нас испытывал настоящее удовольствие. Шмиль, красивый молодой корнет из