сдюжат пушечного боя плетеные стены, повалятся, – проговорил Максим, пытаясь рукой качнуть вбитый в землю кол. И высказал неисполнимое желание: – Вот кабы сюда Яицкого городка да каменные башни со стенами…
– Те башни, друже, на челнах не перевезешь, – горько усмехнулся Константинов. – Будем за этими сидеть да струги ладить. А ежели воеводу черти нанесут… Маловато у нас людишек осталось, без десятка две сотни всего. Князюшка Прозоровский по великой своей щедрости пришлет куда больше.
– Кабы атаман Леско подоспел со своими казаками… Куда это наш огневой Петушок снарядился? – удивленно дернул бровями Максим: рыжий Петушок с шестью казаками полез в челн и норовит плыть от берега. Ивашка пояснил:
– За пресной водой. Видишь, по два бочонка на каждый челн поставили.
– То дело, – одобрил Максим, огладил пальцами щеки, с которых даже тяжкая забота и усталость не могли согнать румянца. – Воды надобно поболее запасти. Отправь, Иван, с Петушком еще челна три-четыре, пусть порожние бочки возьмут. Те, что на паузке были под мукой. Бережливого Бог бережет, а без питья по песку долго не бегать. Воеводские струги обступят остров тучнее, чем зеленые мухи на падшее стерво[74]. Тогда придется цедить воду из озерца, мимо воеводских стругов на челне не прошмыгнешь за речной водицей.
Берег суши от острова был верстах в двух или трех, песчаный, с густыми зелеными зарослями в устье небольшой речушки. Там постоянно останавливались на водопой или на ночевку либо кочевники, либо купеческие караваны, которые шли из Астрахани через Яицкий городок и реку Эмбу в трухменские земли.
Воротились казаки с водой после полудня, часа через три, и вместе с кадями пресной воды приволокли к атаманскому шалашу повязанного человека в одежде горожанина. На нем была просторная в плечах однорядка[75], на голове – изрядно поношенная суконная шапка, на ногах – непривычные для казаков лапти.
– Что за человек? – насторожился Максим Бешеный, зная, что и в этих водных местах степи воевода мог поставить своих доглядчиков. Он подступил к повязанному, пытливо вглядываясь в лицо нежданного гостя: сухощав, но крепок и не робкий. Шея торчит из однорядки жилистая, длинная. Короткая, в суматохе, видно, измятая борода прикрывала шею менее чем наполовину. Виски и щеки заросли темным волосом, усы, нависая над толстыми губами, неприметно переходят в бороду. Карие глаза испытующе смотрят на Максима, но без робости, с легкой усмешкой.
– Пущай сам скажется, что он за леший альбо водяной, потому как словили мы его в зарослях около воды, – зло ответил на вопрос есаула Петушок, косясь на длинношеего мужика в лаптях. – Когда вязали его, так мне под микитки кулачищем так сунул, едва отдышался и не отдал Господу душу на покаяние… Надо бы ему зубы пощелкать хорошенько.
– Что за повадка воеводская – не познав человека, тут же кулаком у носа размахивать! – неожиданно рыкнул на Петушка мужик. И Максиму Бешеному: – Я к тебе, есаул, от атамана