вернул ему пачку десяток, и он стал демонстративно их пересчитывать. И тут с моим зрением случилась странная метаморфоза. Я смотрел на его руки и как на рентгеновском снимке, видел их насквозь. И время словно замедлилось. Я с удивлением наблюдал за тем, как он очень и очень медленно пересчитывает деньги, после чего его рот открывается, и из него медленно выплывают слова:
– Нн-аа-дд-оо жжее, ии пп-рр-аа-вв-дд-аа оо-шш-ии-бб-сс-яя!
Так же медленно, будто с трудом преодолевая толстый слой воды, он достаёт из кармана десятку, добавляет её к остальным, переворачивает руку с купюрами ладонью вниз, и я вижу эту руку насквозь. Вижу, как он большим пальцем сгибает часть купюр снизу пополам, чуть сжимает кулак, и другой рукой вытягивает оставшиеся купюры, зажимая в кулаке те, что «сломил», и, протягивая оставшиеся мне.
«Надо же», – удивился я, – «как ловко у него это выходит»! Что, однако, не помешало мне схватить медленно удаляющуюся в направлении кармана руку с моими кровными денежками («А ведь и правда – кровными» – мелькнуло в голове, – «деньги-то за ранение») развернуть её вверх и раскрыть сжатую ладонь со «сломленными» деньгами.
– А-а-а! – вскрикнул от боли парень, и стало ясно, что время вернулось к своему нормальному течению.
Я забрал свои деньги и внимательно посмотрел на мошенника, проделывая все эти действия как на автомате и понимая, что обдумывать случившееся я буду позже. Сейчас надо действовать:
– Что будем делать?
– А чего ты хочешь? – Зашипел он, тряся в воздухе вывернутой рукой и злобно сверкая глазами. – Забирай своё бабло и проваливай, пока цел. И не забудь чеки отдать.
И здесь опять что-то накатило на меня и я, глядя ему прямо в глаза, четко и раздельно сказал:
– Доставай все деньги, что у тебя есть.
Парень как-то быстро моргнул, и глаза его застыли. Так, с застывшим взглядом, он стал доставать деньги из сумки и карманов. Я глянул, там были наши рубли и зеленые доллары и чеки. Я взял деньги, кинул их в «дипломат», а все чеки, включая свои, протянул обратно – зачем они мне?
– Держи.
Он также молча взял чеки и, сунув их в сумку, застыл, глядя на меня неподвижным взглядом.
– После того, как я произнесу «три», ты выйдешь из подворотни, вернешься к магазину, а обо мне забудешь. Ты меня никогда в жизни не видел. Понятно? – слушал я себя как бы со стороны, удивляясь произносимым мною словам. Откуда это во мне?
– Понятно, – безжизненным деревянным голосом ответил он.
– Ну, тогда – раз, два, три!
Парень молча развернулся через плечо и направился к выходу на улицу. Я пошел следом за ним, но если он свернул к «Березке», то я зашагал в противоположную сторону, по направлению к метро.
Я шел, и в голове у меня билась одна единственная мысль: «Ничего себе! Ну, ничего себе, а?!». Сказать, что я был удивлен, значит, не сказать ничего. Я был полностью ошеломлен, в некотором смысле даже подавлен произошедшими чудесами. Радости не было, была тревога. Всё это мне как-то не очень нравилось и требовало немедленного осмысления.
Доехав