Шульц говорил. И наверняка неспроста. У вас ведь там.
– Эй!
– Понял-понял, не мое дело. Так вот, а я Шульца на сто лет дольше знаю, с восемьдесят пятого. Ну, может шестого, это неважно, все раньше, чем ты. Он на стажировку в Москву приезжал. Восторженный такой, дубина! Пересеклись случайно в какой-то компании.
– Ты говорил.
– Я?
– Или он. Ладно, уймись, он и мой друг, если ты об этом. И, кстати, ничего дурного в его жизни не произошло, если ты и об этом тоже, хотя и могло произойти, врать не буду, запросто могло. А вышло, что наоборот – в гору пошел наш парень.
– Классно ты меня с темы подвинул, снимаю шляпу. Чему лыбишься?! Назад давай! Тебя послушать, так выходит, что однажды утром уборщик обнаружил пробоину вместо двери в домике кенгуру, а в самом вольере наткнулся граблями на брошенный пистолет Макарова с полной обоймой. Так? Не слабо! Он, понятное дело, позвонил куда следует, тут же нагрянули специально обученные добры молодцы в штатском, типа тебя.
– Уел.
– Типа тебя. Закрыли зоопарк, изъяли злополучную пушку, забрали записи с камер, всех опросили с доброжелательным пристрастием, осмотрели с ветеринаром Элизу и, удовлетворенные физическим состоянием животного, но совершенно расстроенные неясностью происшедших событий, убрались восвояси. Я правильно излагаю?
– В общем и целом. Как минимум, литературно. Никаких тебе «натырили», «запрессовали». Надо признать.
– Благодарствую за признание. Но ведь неужели не чувствуешь, какая из всего этого вышла тошнотворная, ну просто жутчайшая скукотища? Выломанная дверь, огнестрельное оружие в траве – рутина для немецкого зоопарка.
– Ирония. Я понимаю.
–. А все остальное – выдумки сбрендившего фантазера, который и рассказать-то толком ничего не мог?
– Это еще почему?
– Да потому что ты сам сказал: каша у него во рту! Ну-ка постой. Скажи «шаурма», а потом «заусеница»?!
Антон Германович от души расхохотался.
– Да ну тебя к черту. Ты же помнишь, каким я был три года назад. Какой, к черту, из меня стажер?! Староват я был для стажера! Полковник- стажер берлинского зоопарка. Ну уморил. Шаурма. Доволен? Я тебя обожаю!
Обожает Антон Германович не меня
Обожает Антон Германович не меня, а эти свои игры: навалит на тарелку наживки, а главное блюдо «на потом» притопчет. Нормальное, в общем-то, дело, вот только у меня к тому вечеру, о котором речь, а это лет двадцать назад было, этих его «на потом» скопилось жизни на полторы, если по разу в неделю в гости захаживать.
– Колись, как ты во всей этой истории прописался. Не верю.
– Стоп. Отличная мысль. Спонтанная, тем и ценна! Давай за Станиславского по соточке, а потом чайку с пряниками.
– Антон.
И вот тут, в этот самый момент я и уловил в глазу приятеля эту его чертову искорку. Блеснула на мгновение, на долю секунды. Не выдержала, тщеславная – пусть недолго, но покрасуюсь! Так и попалась. У завзятых троечников, нечаянно заработавших пятерку по пению или рисованию, вот