друг на друга, и вдруг все разом исчезали, стоило, казалось, глазом моргнуть – как в тех самых таймлапсах в кино.
Вместе с сэндвичами копилась и почта. Корреспонденция вдруг повалила в невиданных объемах, хотя на письма мне даже смотреть было тошно. То и дело ко мне врывалась мать с сообщением, что я получил очередное письмо из какого-нибудь издательства. Она приказывала мне открыть его, но, честно говоря, мне было плевать. Я заранее знал, что там, и чуть ли не наяву слышал насмешливый голос Лолы: «Ну что, опять отказали?»
Она была такой классной, пока мы были вместе… И вправду ли я был таким неудачником, которым она меня рисовала? Неужели и впрямь дело было только во мне?
Часы крутились, кинопленка летела с головокружительной скоростью. Зима сменилась весной. А потом, в один прекрасный день, несущееся вскачь время вдруг резко остановилось.
– Флинн! – крикнула мне мама. – Сегодня тот день, когда ты сходишь в душ, побреешься, наденешь какую-нибудь одежду, прочитаешь это письмо и вернешься наконец в общество, иначе, как мне ни жаль это говорить, я соберу все твои шмотки и выброшу их на фиг на улицу!
Мать никогда не разговаривала со мной подобным образом.
Я так и не понял – то ли она стала презирать меня, то ли настолько любила, что была просто вынуждена прибегнуть к столь страшным угрозам – угрозам, которые она была готова воплотить в жизнь, судя по ее тону. Не знаю, почему я встал, но я все-таки встал. Пошел в ванную и закрыл дверь. Отлил, открыл краны умывальника и душа. Когда дверь открылась опять, я вышел оттуда свежим и гладко выбритым. Посмотрелся в зеркало и не узнал того, кого там увидел. На меня смотрел вполне себе симпатичный парень, полноценный член общества. Но я вытер глаза, потому что чувствовал себя совершенно противоположно.
– Яичница стынет! – крикнула мама.
Грохоча каблуками по ступенькам, я ссыпался в кухню и уселся за стол, щурясь от яркого солнечного света, льющегося в окно.
– А вот и мой мальчик! – воскликнула мама, широко улыбаясь. – Наконец-то я вижу твое лицо, Флинн! Я просто обожаю твое лицо!
Я схватил первый попавшийся из множества конвертов, который мама обычно складывала возле своего кресла, по соседству со старым дисковым телефоном.
Опять отказ. «С большим сожалением вынуждены сообщить…» Я открыл другое письмо. «Мы рассмотрели вашу рукопись и, несмотря на ряд положительных моментов, это не совсем то, что нам сейчас требуется…» Я почувствовал, как тело опять тяжелеет, возвращаясь к своему депрессивному состоянию. Пошарил рукой по столу, нащупал последний конверт.
На нем красовалось мое имя.
Флиннаджин Е. Монтгомери
465 Сидар-ридж-лейн
Бейкер-сити, ОР 34652
Я открыл письмо.
Кому: Флиннаджину Е. Монтгомери
От кого: Эда Нортана III
Уважаемый г-н Монтгомери,
Поскольку вы не указали свой номер телефона или адрес электронной почты, я вынужден