не кончилась бы, а вот серны бы спаслись. Но они этого не делают, глупые животные, они не бегут дальше, а останавливаются за первым же утёсом и выглядывают из-за него, не догоняет ли их запыхавшийся парнишка. А когда он подоспеет, они просеменят ещё пару шагов вверх и снова остановятся за следующим выступом скалы и выглядывают из-за угла, как в игре в жандармы-разбойники.
– Тупые животные.
– Предписывать сернам правильное поведение – это надменность существа, превосходящего их от природы. Серны не могут иначе. Их инстинкт велит им никогда не бежать дальше или быстрее, чем безусловно необходимо, поскольку им положено экономно обращаться со своими силами. Это вопрос выживания, понимаешь, серны день за днём проделывают многочасовую уйму проклятой работы, чтобы наесть достаточно энергии для своих мускулов из этой скудной растительности, что растёт здесь, наверху. Поэтому они не могут сжигать калорий больше, чем безусловно необходимо, и в случае опасности они не убегают сломя голову до полного изнеможения, а семенят всегда лишь за ближайший угол.
– Макс? А зоологически это хоть в какой-то мере подтверждено – то, что ты мне тут впариваешь?
– Научное название серны – Rupicapra. Rupicapra – разве не красиво? Эти животные в наших местах – непобедимые спринтеры, они бы с лёгкостью не подпустили к себе даже близко нашего парнишку. Но он-то марафонец и знает, что время на его стороне; если только он не потеряет их след, то на длинной дистанции у них против него нет шанса. Долго или коротко, а слабейший проигрывает гонку, обессилев, и мальчишка-победитель уносит домой в качестве приза тридцать-сорок килограммов пищи, богатой протеином. Ведь ему надо продержаться. Так он и гоняется за сернами, босиком карабкается по каменистым осыпям вверх и спотыкается по альпийским лугам вниз…
– Босиком?
– Всё лето напролёт он ходит босиком, а зимой носит сапоги из кожи серны и снегоступы, которые он делает из кедровой древесины и полосок кожи. Так он пробирается через глубокие пропасти и балансирует на острых скалистых гребнях, всегда в погоне за сернами; он скатывается по снежным полям и карабкается по рубцеватым отвесным стенам вверх, пока группа серн постепенно не замедлится, всё чаще делая паузы и подпуская его к себе всё ближе; проходит совсем немного времени – и самая слабая серна устало останавливается. И парнишка, наконец-то приблизившись на расстояние выстрела, с безжалостной чуткостью охотника, для которого неотвратимость смерти есть не безобразие, а факт, вскидывает своё ружьё. Когда он нажимает на курок, это звучит как театральный гром между двумя отрогами, гром ломается, умножается и ослабевает, и горные галки вспархивают и чёрной стаей поднимаются вверх, а камни из-под копыт бегущих серн катятся вниз, в долину. Потом над убитым животным распластывается тишина, и пока его задние ноги ещё вздрагивают в последнем тлении его угасающей экзистенции, парень уже здесь, и он достаёт свой нож. Он выпускает кровь из своей добычи и потрошит её, потом взваливает её себе на плечи и проделывает весь этот путь обратно к своей хижине, иногда это длится несколько часов.