настоящему, более реальному. Это диалог с Богом, как у Иова на гноище, и все мы такие «праведные» Иовы на своих гноищах. Этот диалог, преддверие молитвы, он сильнее и реальнее боли. В жизни Ивана Ильича появляется что-то воистину настоящее, в муках как бы рождается, очень медленно и постепенно, новый человек. «Жить? Как жить? – спросил голос души. – Да, жить, как я жил прежде: хорошо, приятно. – Как ты жил прежде, хорошо и приятно? – спросил голос. И он стал перебирать в воображении лучшие минуты своей приятной жизни. Но – странное дело – все эти лучшие минуты приятной жизни казались теперь совсем не тем, чем казались они тогда.» Боль, страдания выжгли в Иване Ильиче всё то, что раньше упивалось в нём его старой жизнью. В свете этих мук и этого внутреннего голоса, той глубины, которую ещё в юности он с лёгкостью отверг и которая теперь открылась перед ним, всё теперь стало видеться иначе. Здесь опять поднимается параллель с переживаниями клинической смерти, когда перед умирающим проносится, образно и ярко, вся его прошлая жизнь, но уже в свете Истины, в свете совести. Великая милость Ивану Ильичу, что он может увидеть по-новому свою жизнь ещё до смерти. Только в детстве «было что-то такое действительно приятное, с чем можно бы было жить, если бы оно вернулось. Но того человека, который испытывал это приятное, уже не было: это было как бы воспоминание о ком-то другом. <Иван Ильич умертвил в себе своё изначальное светлое существо дальнейшими жизненными выборами. – Э.В.> Как только начиналось то, чего результатом был теперешний он, Иван Ильич, так все казавшиеся тогда радости теперь на глазах его <курсив – Э.В.> таяли и превращались во что-то ничтожное и часто гадкое. И чем дальше от детства, чем ближе к настоящему, тем ничтожнее и сомнительнее были радости.» Светлая радость заменялась злорадством, так надо понимать. После детства истинно хорошее – в ученичестве: веселье, дружба, надежды. В высших классах – уже реже хорошие минуты. В начале службы – любовь к женщине. «Потом всё это смешалось, и ещё меньше стало хорошего. Далее ещё меньше хорошего, и что дальше, то меньше.» Нечаянная женитьба, разочарование в ней, чувственность, притворство, мёртвая служба, заботы о деньгах… «И так год, и два, и десять, и двадцать – и всё то же. И что дальше, то мертвее. Точно равномерно я шёл под гору, воображая, что иду на гору. Так и было. В общественном мнении я шёл на гору, и ровно настолько из-под меня уходила жизнь…» Вот что показал ему внутренний голос. Какова реакция Ивана Ильича?
«Так что ж это? Зачем? Не может быть. Не может быть, чтоб так бессмысленна, гадка была жизнь?» «Что-нибудь не так. <Вот это очень важное предположение Ивана Ильича. И в ответ на него приходит подсказка, ещё более важная. – Э.В.> „Может быть, я жил не так, как должно?“ – приходило ему вдруг в голову. <Это призыв к покаянию. Покаяние – единственный выход для Ивана Ильича, возможность рождения нового человека на пороге смерти, который и войдёт в вечность.