я с тобою! – несется в ответ.
Но гибнет надежда. И страсть умирает.
Ни Бога, ни счастья, ни вечности нет.
А есть облака на высоком просторе,
Пустынные скалы, сияющий лед,
И то без названья… ни скука, ни горе…
Что с нами до самого гроба дойдет.
«Рассвет и дождь. В саду густой туман…»
Рассвет и дождь. В саду густой туман,
Ненужные на окнах свечи,
Раскрытый и забытый чемодан.
Чуть вздрагивающие плечи.
Ни слова о себе, ни слова о былом.
Какие мелочи – все то, что с нами было!
Как грустно одиночество вдвоем…
– И солнце, наконец, косым лучом
Прядь серебристую позолотило.
«Летит паровоз, клубится дым…»
Летит паровоз, клубится дым.
Под ним снег, небо над ним.
По сторонам – лишь сосны в ряд,
Одна за другой в снегу стоят.
В вагоне полутемно и тепло.
Запах эфира донесло.
Два слабых голоса, два лица.
Воспоминаньям нет конца!
«Милый, куда ты, в такую рань?»
Поезд останавливается. Любань.
«Ты ждал три года, остался час,
Она на вокзале и встретит нас».
Два слабых голоса, два лица.
Нет на свете надеждам конца…
Но вдруг на вздрагивающее полотно
Настежь дверь и настежь окно.
«Нет, не доеду я никуда,
Нет, я не увижу ее никогда!
О, как мне холодно! Прощай, прощай!
Надо мной вечный свет, надо мной вечный рай».
«За все, что в нашем горестном быту…»
За все, что в нашем горестном быту,
То плача, то смеясь, мы пережили,
За все, что мы, как слабую мечту,
Не ожидая ничего, хранили,
Настанет искупление… И там,
Где будет кончен счет земным потерям —
Поймешь ли ты? – все объяснится нам,
Все, что мы любим и чему не верим.
«Ложится на рассвете легкий снег…»
Ложится на рассвете легкий снег.
И медленно редеют острова,
И холодеет небо… Но хочу
Теперь я говорить слова такие,
Чтоб нежностью наполнился весь мир,
И долго, долго эхом безутешным
Мои стихи носились бы… Хочу,
Чтоб через тысячи глухих веков,
Когда под крепким льдом уснет, быть может,
Наш опустелый край, в иной стране,
Иной влюбленный, тихо проходя,
Над розовым, огромным, теплым морем
И глядя на закат, вдруг повторил
Твое двусложное, простое имя,
Произнося его с трудом…
И сразу,
Бледнее неба, был бы он охвачен
Мучительным и непонятным счастьем,
И полной безнадежностью, и чувством
Бессмертия земной любви.
«Чрез миллионы лет – о, хоть в эфирных волнах! – …»
Чрез