нежна и прекрасна, порою с улыбкою страстной
Она будет ревниво-задумчива в темные дни,
Как Венеция наша… С душою и нежной и ясной,
Как тот город, где нынче лишь серые камни одни…
Пусть темны и тихи, точно спящие ночью лагуны,
Будут очи актрисы, сокрыты ресниц полосой,
А чарующий смех пусть души задевает все струны,
Точно ласточки песня, что будит нас чудной весной…
Дай ты нам Коломбину… Ужели не слышишь ты стона?
Вся душа совместилась в безумной молитве одной:
Дай актрису ты нам… Стань для нас Коломбиной, Мадонна.
В мир бездушный и злобный уйду я без страха с тобой.
Ты молчишь, о, Мадонна… Взгляни, уже солнце восходит,
Там на лодке вдали показались уже рыбаки.
Неужели ж с молитвой моею к тебе не доходит
Вопль безумный актера… вопль полный любви и тоски…
(Совершенно безумный.)
Среди грешного мира, что дремлет средь мук и лишенья,
Твой талант засверкает, как тихой лагуны звезда,
Я пойду за тобой… И я верю, ты слышишь моленья,
Ты вновь явишься в мир… Коломбиной моей, как тогда!
(Бросается в море.)
Борис Каховский
Венеция
Молчит Венеция сурово,
Ответа не дает она;
Ей чуждо все, что в жизни ново:
Она в былое влюблена.
Что ей до наших идеалов,
Сердечных грез и нежных слов…
Она на зеркале каналов
Качает отблески дворцов.
Софья Киндякова
«Черны, как ночь, на землю пали тени…»
Черны, как ночь, на землю пали тени,
Что бросил свет колдующей луны,
И мрамором одетые ступени
В густую тьму уже погружены.
И волны тихо край их омывают…
Трепещет зыбью дремлющий канал,
Улыбку звезд приветно отражает
В немом дворце паркет пустынных зал.
Решетки окон в кружеве ажура
Минувших жизней повести хранят.
Спит кипарис… И, грезя, льет датура
Из чаши белой благовонный яд.
Скользит в саду полотен Тициана
Знакомый образ – в локонах лицо,
И у перил, при лепете фонтана
Гондолу ждет зацветшее кольцо.
Сквозит резьба на стрельчатом балконе,
Тяжелой страстью дышит старый лавр,
И чудится, навстречу Дездемоне
Спешит любовью опьяненный мавр.
Венеция, ты спишь на водном ложе,
Ползут века, меняются пути,
Но шепчет Вздохов Мост, Палаццо Дожей
Про львиный зев Совета Десяти;
Про догаресс, пиры и договоры,
Колоколов лепантских гордый звон,
И про небес лазурнейшие взоры
В жемчуг и яхонт убранных мадонн.
И вечная канцона гондольера,
Времен сразив завистливый черед,
Про forza dell’ amore, dell’ altiera,
До наших дней восторженно поет.