если бросить их пить? – с мудрейшей скромностью предложил Джеймс, сконфуженно взглянув на покрасневшего друга.
– Ты думаешь, я не пробовал?! Я и прятал их, и прекращал покупать!.. Но у Кэллин тут же возвращается эта треклятая бессонница! Она грозилась порезать себе вены, утопиться в ванне, если больше не сможет уснуть! По крайней мере, так было раньше! А теперь… а теперь… – горячо выкрикнув эти слова, Майкл стиснул зубы, зажмурился и ударил кулаком по лбу, сгорбившись от непосильного груза на его совести. – А теперь она пьёт их, чтобы увидеться с этим её невидимым дружком! Ты можешь себе это представить?! Каково это? Когда твоя девушка заявляет, что любит галлюцинацию! Галлюцинацию! Плод своего воображения! И упрекает меня в том, что я ни черта не понимаю, в отличие от него! Что она не больна, что ей не нужна помощь!
– Но Кэллин не больна!
В ясных голубых глазах Джеймса стояли непроизвольные слёзы: ему было больно слушать истерику лучшего друга, смотреть, как он терзается от общей для них боли.
– Майкл, слышишь меня? Не смей, не смей так говорить. Кэллин не больна…
– Не больна? – с едкой усмешкой переспросил Волкмер и, выпрямившись, со свистом втянул воздух. – Кэллин нужна квалифицированная медицинская помощь. Ей нужен специалист, Джимми, ты понимаешь это? Я и так протянул непозволительно долго из-за своей дешёвой самонадеянности! Я признаю свою ошибку и хочу помочь Кэллин.
– Ты хочешь упечь её в психушку? – испуг – вот что услышал Майкл в дрогнувшем, осипшем голосе побледневшего Джеймса, бойко воскликнувшего: – Кэллин не сумасшедшая! Майкл, с ней всё в порядке, это просто бессонница, а её плод воображения – защитная реакция психики. Господи, ты сам должен это понимать! Мы сможем сами помочь ей. Я поговорю с ней ещё раз…
– Я так больше не могу, – отрезал Волкмер, как если бы обрушил лезвие гильотины.
Именно это ощутил Маккил – гильотину, обрушившуюся на него в лике Майкла Волкмера.
Майкла Волкмера, лгавшего ему всё это время. Но Джеймса проглотил рвущийся гнев, закупорил его в сердце, замкнув на десятки замков, плетущихся паутиной вен. Чтобы унять дрожь, он сжал правой рукой левое запястье. И когда успокоился, запустил руку в левый карман, нащупав приятный холодный металл. Иногда Джеймсу казалось, что он переживает за Кэллин больше Майкла. Жестоко и беспечно друг качал головой и ретиво заявлял, что Кэллин уехала с братьями и сёстрами их свободной семьи, крышей над головой которым служило небо.
Его прекрасная Кэллин Блэр, кружащая под струны гитары в цветной ситцевой юбке, чьи полы развевал беспечный ветер. Ветер, пахнущий полевыми цветами и растрепавший локоны, которые приласкало знойное солнце, обесцветив их в едва заметный рыжий оттенок. Идеальный для её тёплых карих всегда улыбающихся глаз, устремлённых к небу, смотря на которое каждый мог почувствовать себя свободным.
Кэллин любила свободу, Кэллин жила свободой.
И Кэллин Блэр стала узницей беспощадного человеческого