лечение в год совсем символическая, не бьющая по карману, и, главное, не требующая повторного взноса.
«Медитокс».
«Медитокс» выглядел гостеприимным местом, медперсонал здесь всегда улыбался, а главврач уверил Никка, что Эрика они поставят на ноги за полгода. Маниакально-депрессивный психоз не смертельный приговор, с ним можно жить, главное привыкнуть и следовать инструкциям.
Никк приезжал каждые три дня. Первое время Эрик игнорировал его, глядел тупо в потолок и не отвечал ни на один вопрос, не реагировал ни на одну реплику. Но старший брат не сдавался и приезжал, чтобы в конце увидеть отдаляющуюся спину.
Заговорил Эрик на втором месяце лечения. И разговор этот походил на крик души. Эрик Делрой больше не выглядел отстранённым, запуганным или безразличным, напротив, он превратился в невротический комок, притронься к которому – взорвётся оглушающей истерикой. Красными помешанными глазами он озирался на медбрата, что терпеливо ждал у двери в зале для посещений, чтобы, когда Эрик закончит, отвести его обратно.
И тогда, сжав руки в замочек и наклонившись к Никку так близко, что тот почувствовал его пропитанное медикаментами дыхание, он зашептал:
– Я не могу здесь больше оставаться.
– Эрик, всё, что здесь делают, ради твоей пользы.
– Ты не понимаешь, – прошипел младший Делрой, вцепившись в руку брата. – Не понимаешь! Если я останусь, они сожрут меня!
– Кто?
Эрик оглянулся назад, гневно затопав ногами, нервно захихикал и сквозь смех выдавил невнятное:
– Вороны. Очень много воронов. С длинными клювами. Они выдирают из меня по кусочку. Каждую ночь.
– Это просто ночные кошмары, Эрик, – Никк попытался взять брата за руку, но Делрой подскочил как ужаленный, уставившись на брата разъярённым, бешеным взглядом.
– Ты не понимаешь! Не понимаешь! Не понимаешь!
Никк долго ещё слышал скандируемое «Не понимаешь», пока Эрика, заворачивая в смирительную рубашку, тащили из комнаты по коридору. Крик этот преследовал его после каждый день.
В следующую встречу Эрик проплакал всё отведённое им время, так и не совладав с собственным языком, промямлил нечто невнятное и ушёл сам, без чужой помощи.
В третью встречу он просидел полчаса молча, потирая подбородок и хмыкая, озираясь то и дело на свою охрану. А когда медбрат отвлёкся на пришедшего коллегу почесать языками, Эрик упал на колени и, обняв брата так, что Никк едва не свалился на пол, завопил на ухо:
– Вакцина 3А, вакцина 3А, вакцина 3А!
Никк приходил на последующие встречи всё реже, ему было больно видеть регресс в состоянии брата; слушать о монстрах, выклёвывающих его глаза, о церберских псах и зверских методах лечения. Но апогеем шизофренических россказней стала их последняя встреча.
– Он меня трахает, – на удивление спокойным, безразличным тоном заявил Эрик, и как будто даже пожал плечами.
– Прости, что? И точнее, кто? – Никк настолько опешил,