понимая, что ему будет очень сложно сдерживаться, но он напоминал себе, что эти люди больны и нуждаются в снисхождении и помощи. Мистера Гастингса едва не сшиб с ног танцующий человек, который теперь напевал вальс под нос – вероятно, они отвлекали его своей болтовнёй.
– Мистер Парсонс, вы не хотите присоединиться к нашей терапии?
Танцующий человек продолжил вальсировать.
– Мэтт Парсонс, – более напористо повторил врач.
– Не могу, не могу! – запричитал танцующий Мэтт Парсонс. – Я ждал этого танца слишком долго! Она обидится и снова надолго уйдёт! Мы танцуем вальс!
Граф Гастингс, понимая, что всё внимание приковано не к нему, сел на место, разочарованно вздохнув. Мэтт в очередном круге задел Делроя, едва не упавшего со своего места. Выпрямившись, Никк встретился с тяжёлым взглядом их врача.
– А вы, кажется, новенький? Я раньше вас не встречал, – и пробежался по обложкам медицинских карт.
– Я поступил сегодня в обед. Мистер Гилмор, вероятно, не успел завести на меня медкарту. Меня зовут Никк Делрой.
Десятки глаз устремились на новенького, отчего ему стало не по себе, и он нервно потёр шею. Но врача его фамилия не впечатлила.
– Что же вас к нам привело? Что с вами не так?
– Я думал, вы должны сказать, что со мной не так.
Врач прекратил выводить строчки в карте, пальцы лишь на мгновение сжали ручку сильнее обычного.
– Я порезал себе вены, потому что мне приказал голос.
– Голоса повсюду, Бэнни тоже их слышит, – донёсся тихий протяжный голос, который принадлежал сидящему на полу, в отличие от всех, человеку в маске коровы, какую могут носить дети на костюмированные праздники. Голосок его был ломающийся как у мальчишки в пубертатный период. Он ковырял под ногтями и раскачивался из стороны в сторону, что-то ворча себе под нос.
– Бэнни, может, сегодня ты снимешь маску?
– Бэнни не может. Бэнни хороший мальчик, он не виноват. Бэнни хотел как лучше. Бэнни хотел помочь ей. Бэнни не виноват.
– Мы все знаем, что Бэнни не виноват. Может, Бэнни хочет познакомиться с нашим новеньким?
– Бэнни стесняется новых лиц. Бэнни считает его лишним. – И шмыгнув носом, почесал пластик маски, отвернувшись спиной к группе.
– Наш новенький не кусается, ему наверняка интересно взглянуть на твоё лицо.
– Хватит! Хватит! Я больше не могу, моя голова раскалывается! Замолчите!
Всё это время забившийся в углу комнаты юноша (самый молодой в группе, не старше четырнадцати лет), прятавший лицо в коленях, взревел, как раненый зверь. Когда он поднял лицо, Никк вздрогнул – слишком сильно это лицо напоминало Эрика в детстве. Не столько внешностью, сколько состоянием. Такое же болезненно-бледное, с чёрными кругами под глазами. Он провёл обгрызенными ногтями, под которыми запеклась кровь, по лицу и сорванным от крика голосом истерично заверещал:
– Отпустите меня домой! Я хочу к маме и папе! Скажите ей, что я не болен! Я здоров! Мне не нужны таблетки,