лежат на дороге, вывалив нехитрое добро простолюдина.
Женщина кричит и плачет, дура, это только распаляет мерзавцев. Просто изнасиловать – не так интересно, а вот поглумиться – это как бы сожрать хорошо прожаренное мясо с соусом и подливкой. Тем более, поизгаляться на виду беспомощного избитого мужа или просто спутника, который должен защищать женщину, но не смог…
– Эй, – рявкнул я люто, – что здесь, ага?
На меня оглянулись с удивлением, я выгляжу как здоровенный крепкий парень в простой одежде, у меня хороший конь и крупный пес, лук за плечами и меч у седла, но не вельможа с кучей телохранителей и даже не закованный в железо рыцарь, всегда готовый к драке и даже выискивающий, с кем бы.
Тот, что разорвал женщине платье, ухватил в обе ладони ее спелые груди, а мне бросил через плечо:
– Убирайся, дурак!
Я не поверил своим ушам:
– Ты это сказал мне?
– Тебе, дурак, – повторил он благодушно, – пока у нас… ха-ха… совсем другое настроение…
Говорил медленно, тягуче и не успел закончить, как я выдернул меч, быстро секанул справа налево и, разворачивая коня, крикнул бешено:
– На колени!
Двое, что заламывали женщине руки, выхватили короткие мечи. На колени рухнула только женщина, перед нею тяжело опустилось обезглавленное тело, из обрубка шеи со свистом выходит воздух и сильными толчками бьет кровь, а голова откатилась далеко на обочину.
Я сразил еще одного, парировал удар второго и рассек ему голову до нижней челюсти.
Те четверо, что пинают поверженного, схватились за оружие, кто за меч, кто за короткое копье, у одного вообще плотницкий топор, но увидели мое перекошенное дикой яростью лицо, разом повернулись и бросились бежать. Двое помчались рядом локоть в локоть, а двое резко пошли в стороны.
Я бросил меч на землю, не совать же в ножны с кровью на лезвии, сорвал с плеча лук и торопливо наложил стрелу. Тот хитрый прием, когда все в стороны, спасает только от тех, кто гонится с мечом…
Стрела исчезла бесшумно, только тетива больно щелкнула по пальцу. Самый быстроногий вскинул руки и на полном бегу рухнул. Вторая стрела сразила соседа, этот еще и закувыркался, третьей я догнал самого кровожадного, он старался бить лежачего ногами в лицо, а четвертого чуть было не пожалел: тяжелый, грузный, бежит с хрипами, в руках топор плотника… еще не успел стать разбойником по-настоящему, вкусить запретных сладостей убивать и грабить, насиловать и оставаться безнаказанным…
Стрела сорвалась с тетивы и, нагнав, ударила в основание шеи. Он рухнул, раскинув руки, и так застыл.
Женщина с плачем уже поднимает мужчину, тот весь в лохмотьях, кровь хлещет из перебитого носа и расквашенных губ, сам хрипит и с перекошенным лицом хватается обеими руками за грудь.
Я спрыгнул с коня, подобрал меч и старательно вытер запачканное лезвие об одежду убитых.
Женщина взглянула с ужасом на лице.
– Спасибо… ваша милость!
Но