глазах я видел дикое изумление, не должен рыцарь поступать так, как я. Но Логирд уже сказал, что постепенно отхожу от рыцарства и, что хуже всего, потерял ориентиры и не считаю это преступлением.
Переступив через труп, я отковырял мечом землю вокруг кувшина, разрыхлил остатки и, ухватив за горлышко, потихоньку потянул.
Он подался сразу, пошел легко, словно пустой. Хотя, если там джинн, то и должен быть легкий, джинны – вроде бы существа из воздуха или чего-то еще невесомого…
Пес прибежал, обнюхал находку и посмотрел на меня в недоумении.
– Думаешь, – огрызнулся я, – обязательно должен знать все на свете? А если ерунда?
Он сел и, наклонив голову набок, приготовился слушать объяснения. Я отмахнулся и, отряхнув комья земли, сунул кувшин в мешок и снова закинул на конский круп.
– Поехали, – сказал я строго. – Трансвааль, Трансвааль, страна моя в огне! Не до джиннов, когда с миром такое… А мир, вообще-то, это я!
Вообще-то глупо ехать через лес, но мы уже малость отдохнули, к тому же ночи летом коротки, но даже в ночи можно ехать в ясном лунном свете, как только выберемся из леса.
Настроение улучшилось, хотя, если на то пошло, разумных причин нет. Почти беспричинно, на одном лишь подозрении, убил несколько человек, раньше бы совесть не позволила, а если бы и сделал, неделю бы есть и пить не мог, ночами бы вскакивал… сейчас же подумываю, как бы дотянуться до сумки и вытащить ломоть сыра, что-то пожевать захотелось…
Но я это уже за собой заметил: становлюсь все черствее и в то же время изворотливее. Логирд называет это весьма четким словом, черт бы его побрал, некромант, а честнее и даже чище меня, свинство какое-то…
Но самое худшее, что вот отбил этот кувшинчик без ключа и доволен, будто одержал невесть какую победу. Может быть, и надо было остановиться на таких вот… достижениях? А то полез в высокую политику, а уже видно, что руководить народами – это не по зубам, дурак еще. Или скажем мягче – герой-одиночка.
С двух сторон быстро и угрожающе неслась навстречу, пугая, чернота высоких стволов, но уже наметилось за ними предрассветное небо, и когда мы выметнулись на простор, оставив за спиной хмурую и мрачную массу деревьев, даже Пес, как мне показалось, вздохнул с облегчением.
Заря начала подниматься на востоке, странно похожая на вечернюю, но небо светлело, а лунное серебро на земле теряло блеск, тускнело, наконец восток стал красным, зажглись облака, а еще через полсотни миль мы встретили первое стадо, которое под управлением пастуха и двух лохматых псов выходило из села.
На дороге вскоре встретили подводу с сонным возницей, он выслушал странный вопрос с недоумением, ткнул в пространство кнутовищем.
– Вон там…
Я переспросил:
– А дорога вроде ведет не туда?
Он пробурчал:
– Я думал, тому, кто на таком коне, дороги не шибко нужны.
– Спасибо, – сказал я и бросил ему серебряную монету. – И за теплые слова тоже.
Пес охотно сбежал с дороги, арбогастр тоже с удовольствием ринулся напрямик, и через несколько минут бешеной скачки впереди возник и начал разрастаться