в окно. – Вот что они подумают.
– А где была твоя голова, спрашивается? Чтобы мыть лестницу в хороших манжетах, которые я купила за целых три шиллинга на последней майской ярмарке и подобных которым ты точно никогда больше не увидишь, покуда не сможешь сама за них заплатить!
– Просто проверяла их на маркость, – шепчет Сьюки.
– Да, это достойно сожаления, – беспомощно мямлит мистер Хэнкок.
– Сожаления – еще мягко сказано. Иногда мне страшно стыдно, что я имею отношение к этому дому, и мне до чрезвычайности огорчительно, что через меня имя моего мужа Липпарда связывается с такой вот вопиющей неряшливостью.
Сьюки чуть вздрагивает, будто укушенная блохой.
– И посмотри, что ты отчебучил! – Эстер вспоминает про исходную причину своего негодования. – Обменял превосходный корабль на дурацкую диковину, которую показываешь за деньги по всему городу, словно какой-нибудь цыган-балаганщик!
– Ну а что я должен делать, по-твоему? Другой русалки у меня никогда не будет, – слабо бормочет мистер Хэнкок.
– Стыд и позор! Слава богу, наш бедный отец не дожил до этого времени!
Сейчас мистеру Хэнкоку следовало бы повысить на нее голос, ибо сестра не имеет права говорить такое. Однако он не находит в себе сил обращаться с ней так, как она заслуживает – пожилая женщина, уже никому особо не нужная, полностью зависящая от чужого благосостояния; мать десятерых сыновей и дочерей, которые прежде него должны заботиться о ее интересах. Мистер Хэнкок сжимает в ладонях свою чашку с чаем и оцепенело смотрит на Эстер, как кролик на удава. За зубами у нее поблескивает золотая проволока, и она все говорит, говорит без умолку – «немыслимая катастрофа», «просто оскорбление, если подумать», «безрассуднейший поступок» – и лишь на секунду прерывается после каждой второй фразы, чтобы осторожно подвигать челюстями, возвращая на место пластину зубного протеза.
– И бьюсь об заклад, ты ни пенни на этом не заработаешь, – наконец завершает она свою тираду.
– Уже заработал.
– Прошу прощения?
– Предприятие оказалось весьма прибыльным.
Эстер презрительно фыркает и наливает себе еще одну чашку чая – с энергией, несоразмерной столь простому делу.
Несколько капель падают на скатерть, и мистер Хэнкок смотрит, как они медленно впитываются в ткань.
– Ты никогда не покроешь свои потери, – говорит Эстер.
– Половину уже покрыл.
Сьюки кивает:
– Я видела счетные книги, мама. Это правда.
«Ну или почти», – соглашается она взглядом с дядюшкой, сидящим по другую сторону чайного столика: львиную долю прибыли пока что составляет денежный вклад миссис Чаппел.
– Но еще же и полных трех недель не прошло!
Мистер Хэнкок многозначительно постукивает пальцами по виску.
– Я наилучшим образом распорядился тем, что оказалось в моих руках. Я все-таки проницательный делец, не забывай.
– Я единственно