Тёмные прямые волосы убраны в пучок на затылке, правильные черты лица, прямой нос, красивые ноги и красивая походка, – всё в ней было каким-то нездешним. Больше от инопланетянки. Особенно красивой она казалась мне с ярко-красными губами – я не понимала, что это губная помада. На Дальнем Востоке мама организовала Народный Театр, который показывал спектакли в районном центре (по милости мамы участвовала и я). Не понимаю, как ей удавалось вымуштровать актёров, они прекрасно запоминали текст, и конечно, мама делала им костюмы для сцены… Её сестра Валентина в подражание маме потом пыталась сколотить драматический коллектив в деревне Сидорёнково, мне довелось присутствовать при постановке некоего спектакля Валентининой режиссуры; спектакль был замечателен тем, что исполнители не знали своего текста, и Валентине приходилось, высунувшись из-за боковой ширмы, суфлировать довольно громким голосом, сдобряя текст от себя отборным матом. Например: «Какой чистый воздух»… Говори, бл…, «Ка-кой, бл., чис-тый во-оз-дух», ё… твою мать, скотина! Чис-тый воз-дух, бл!..»
Вообще-то детство моё пришлось на годы страшного голода, так говорили вокруг; в войну крестьяне, то есть колхозники, всё отсылали на фронт, после войны на Дальнем Востоке были засуха-неурожай, но я не помню собственных мук голода просто потому, что не обладаю большим аппетитом, не привередлива в еде – и съедала, скажем, варёные картофельные очистки или суп из крапивы заправленный обезжиренным молоком, как должное. Помню, мама – это было на Дальнем Востоке – купила нам в Бикине4 на базаре со своей зарплаты кусок хлеба за миллион рублей, и как выглядел этот кусок: серый, овальной формы. Правда, хотелось сладкого, а мне почему-то сладкого не давали, даже дедушка-бабушка не давали, хоть и были пчеловодами. Может быть, боялись, вдруг я выдам, расскажу, и факт: «колхозный мёд едят сами»… Зато летом и весной я выходила на улицу и ела травы. Бесполезно было звать меня обедать, я пряталась, набивая утробу травами. Часто эти мои трапезничания кончались отравлениями. «Белены объелась» – обо мне, я объедалась белены, еле выжила. Но зато познала, какова каждая трава на вкус и на последствия. Очень вкусна трава, названная мною «курочки», с молочком из стеблей… Заячья капуста… Кислица… А больше всего мне нравились стебли лопуха – сорвать, очистить от горькой кожицы, и в рот: м-м… Не так давно я вспомнила это блюдо моего детства, проходя мимо лопуха, сорвала стебель, очистила от кожуры, откусила… И удивилась, как я могла это есть, да ещё и находить вкусным.
Мама перемещалась по указанию РОНО, а я была чаще всего на попечении бабушки. В доме, вернее, избе, были ещё две девчонки, бабушкины дочки – мои тёти. Валентина – средняя из трёх сестёр – была замечательна своими длиннющими волосами. Младшая, Ксения, считалась первой красавицей на деревне за её румяные щёки и широко распахнутые карие глаза, и она крепко держалась за этот свой титул. Когда появилась на свет я, ей нужно было