не приедет, – говорит какой-то полный армянин.
– Да и немудрено, – замечает другой. – В такую погоду переправляться через Куру рискованно.
– Не только рискованно, а просто опасно! – вскрикивает первый.
– Очень жаль, если концерт окончится без нее. Только ради нее я билет взял, – говорит кто-то, вмешиваясь в разговор.
– Я потребую деньги обратно, если она не выступит, – сердито произносит высокий черкес.
Вдруг в зале появляется какой-то господин, похожий на артиста, и заявляет:
– Приехала, сейчас только приехала! Говорят, Кура сорвала паром, не было переправы. Остановилась в духане за рекою. Что мудреного, что опоздала! Бедняжка!
Встревоженный, взволнованный, чуть живой от хлопот распорядитель проносится по зале, вылетает на эстраду, бледный, с горящими глазами, с типичными глазами грузина, и анонсирует во весь голос:
– Администрация концерта просит извинения у снисходительной публики. Госпожа Надежда Ларина опоздала не по своей вине. На Куре буря, смыла переправу. Артистка была на волос от смерти. Сейчас обсушится и выйдет играть.
Гром аплодисментов покрыл речь распорядителя.
С горящими глазами, с бледным, взволнованным лицом, в скромном черном платье, едва успевшем высохнуть у камина в вестибюле, с завитыми самой природой белокурыми кудрями, тоненькая, гибкая в свои пятнадцать лет Даня Ларина выходит на эстраду.
Под аплодисменты садится она на стул, обнимает арфу, кладет тонкие белые пальчики на ее холодные певучие струны. Минуты три настраивает их, уверенно, спокойно.
О, ей не привыкать! Ведь она давно странствующая арфистка. Это ее чуть ли не двадцатый концерт. Уже год, как она ездит с матерью, ее учительницей в то же время, бывшей когда-то настоящей артисткой, обожавшей арфу и учившейся играть на ней много лет. Ездит, кочуя из города в город. У нее нет школы, но зато есть талант. С детства и мать, и все окружающие, кто знал ее, Даню, твердили ей это.
Талант! Да, она сама лучше, чем кто-либо другой, знает это!
Она рождена для славы! Для одной только славы!
Мать говорит ей часто: «Если бы ты имела возможность поступить в музыкальные классы, из тебя вышла бы большая музыкантша, крупная, редкая на диво!»
Но, увы! Этого нельзя!
С тех пор как у Анны Михайловны Лариной болезнь сердца, она должна была бросить уроки, которые давала до сих пор; и Даню учить не может больше: нет физических сил. Нанять же учителя – дорого.
А тут еще из гимназии исключили Даню за нерадение, за лень, за резкость.
Пришлось превратить девочку в странствующую арфистку, чтобы зарабатывать свой хлеб импровизированной игрой на арфе.
Когда-то, когда был жив отец, они не нуждались. Потом обнищали. В душе Даня не может примириться со своей участью. Даня считает себя сказочной царевной, превращенной в бедную арфистку. И верит, верит в то, что недолги колдовские чары, что силою своего таланта она разобьет их, и что они с матерью будут еще знатны и богаты и