предложены хлопковое поле и рисовый чек. Внутри дувала огород. На нем работает отец Фая. Он как заведенный машет кетменем и, хотя не жалуется на усталость, скоро уйдет на покой. Фаю живется здесь сторожем между Востоком и Западом лучше, чем в пекле Востока, где остались его братья, чтобы не осиротел кетмень.
Максиму показали песок, назвав его светлым будущим. Песок простирался во все стороны и уходил за горизонт. Он легко его увидел, как только о нем услышал. Это было не какое-нибудь кремнистое зернышко, а желтая безграничная поверхность песка. Постепенно он поймал себя на том, что поверхность отложилась от глаз. Им не удавалось зацепиться за какую-нибудь неровность. Иногда, правда, ветер наметал барханы, зрение получало глубину. Он мог определить расстояние от себя до них и от них до горизонта.
Однажды на улице его остановил прохожий – полнота души переливалась в улыбку. От него Максим узнал о запуске первого искусственного спутника. Внезапно он оглянулся. Барханы лежали по-другому, некоторые стали холмами, и на них пробивалась трава. Пока она зеленела, он обратил внимание на то, что в его столовой белые батоны ели уже бесплатно. Максим покупал два кружка сливочного масла, к нему два стакана чая с сахаром – недорого, сытно и вкусно, вот и налегал на бесплатный хлеб. Тарелка пустела – нарезку снова подкладывали.
В другой раз он шел рядом с немцем из союзной Германии. Его звали Осей. Не хватало слов, но их заменяла дружба. У магазина в нише сидела женщина прямо на асфальте с узлами. Она, конечно, не вписывалась в столицу, но чего не бывает в жизни. Осей снял с плеча фотоаппарат и стал наводить объектив. «Я должен это снять», – сказал он, как человек, готовый запечатлеть редкий кадр из мира социальных животных. Максиму стало стыдно за Осей. Он бы так не сделал в чужой стране.
Шли годы. По утрам он выглядывал в окно. Перед ним лежали плоские крыши домов, построенных недавно. Их называли «брежневки». Вдали можно было различить горбатые крыши пятиэтажек с темными швами между бетонными плитами – «хрущевки». Еще дальше отдельными редкими корпусами стояли дома, возведенные пленными сразу после войны. Их первые этажи украшали арочные окна. Выше шли балконы, на которые никто никогда не выходил. Максим старался достать глазами горизонт. Он хотел совместить свою жизнь с Большим временем, которое постоянно отодвигалось в будущее, как высокие облака, светлые и безводные. Без Большого времени не было среднего. Малые времена, не получая поддержки сверху, проваливались в бессмысленную точку. Он все больше ощущал себя в глубине звезды, массивной и тускло дымящей в память прежнего молодого огня, но уже насквозь прогоревшей.
– Всюду ли можно найти ядра с их окрестностью? – снова спросил Фай. – Или только в мире физики?
– Конечно, всюду, ведь кроме притяжения и отталкивания других сил нет. Их смеси бывают самые разные. Они нам застилают глаза, мешая видеть чистые движения.
– А как среди людей? Они тоже входят в плотность и разрежение? Например, страна или группа стран.
– Все