номер. – Правда, плохонький, да он и просит недорого. — Сколько?
– Слышала, полторы, зато участок.
Дом был из самана в одно окно. К нему примыкал бывший коровник, когда еще держали коров. Хозяин чуть обустроил, получилось две комнаты – жилая и рабочая.
– Полторы, – ответил он на вопрос, приглядываясь к Максиму с сомнением. – Да, что сказать, возьмешь ли, – продолжал он. – Так-то спрашивают.
– Согласен, – сказал Максим. – Огород у тебя хорош.
Хозяин помедлил.
– Вы это… с твердостью или как?
– Мне участок нужен, – повторил он, – дом подниму сам.
Они вышли на улицу.
– С ним не прогадаешь. Тут запахано немерено, скот держали. Везде подзол да супесь, а у меня земля как на Кубани. Я сам оттуда. – Он улыбнулся. – Так-то вот.
Договорились встретиться завтра, уже с задатком и при свидетелях. Всей суммы у Максима еще не было. Спал он ту ночь крепко. Ближе к утру видит сон, а в нем человек-лошадь. Смотрит с недоверием. К чему бы это, подумал Максим. Перебирала копытами. Лицо сложилось в желание. На другой день, как договорились, он подъехал в ту деревню к Егору.
– Сядем, напишешь расписку в получении задатка. Всего полторы – так и укажем, с собой у меня пятьсот, и веди соседей.
– Как то есть полторы? – перебил тот.
Максим опешил:
– Ты же вчера сам называл.
– Две с половиной, а там как хотишь. Я на свою цену покупателя найду.
Он не стал спорить. Перед ним был человек-лошадь. Увидеть лошадь во сне означает ложь. Как же он не догадался сразу, бил сюда ноги, теряя время. Он скосил взгляд от лица вниз. Черные ботинки, каких давно уже никто не носил, слабо пританцовывали от нетерпения.
Живет в тебе душа, размышлял Максим обратной дорогой. Отсюда и ошибки. Окрестные души измеряет собой, другого инструмента ведь нет. Опыт нужен, как нож со многими лезвиями. Большое, поменьше, дальше штопор, консервный нож, пилочка для ногтей. Придумал же кто-то сменные инструменты в одном футляре. Легкая ложь – у человека глаза заволокло туманцем, как малый снег на дороге, пороша. Такой брать широким захватом, усилий почти не делаешь. Человек тут же краснеет. Тяжелая привычная ложь – меняешь узкую лопату на движок с поперечной рукоятью и толкаешь с силой, пока не оголится полотно. Да не полотно – глаза с остатками прикипевшего к сердцу льда.
После была еще одна деревенька – называлась Ужи. Местность, что ли, змеиная? Но увидел узкоколейку с кукушкой, которая ходила туда-сюда впритык к домам с огородами. Такая ходила в детстве. Однажды его бабка пересекала рельсы, поезд ее напугал, она не смогла обойти лужу. А шла в валенках и долго потом вспоминала эту кукушку.
Рисовалась ему картина далекая, но четкая, величиной с окуляр подзорной трубы. Обхаживают они всей семьей собственный свежий садик. Жена на грядках. Он мастерит летний стол с широкими скамейками под взрослой яблоней, чтобы собираться им вечерами за чаем с непокупным пирогом. Город