Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы
другим способам выделения (курсив, капитализация и др.). Так, курсивное начертание, подобно кавычкам, может быть сигналом интертекста, указанием на цитату:
На одном балконе, опершись локтями о решетку, сидела молодая женщина с матовым лицом, с черными глазами; она смотрела бойко: видно, что не спала совсем. Вот вечером тут, пожалуй, явится кто-нибудь с отвагой и шпагой, а может быть и с шелковыми петлями[46] (И. Гончаров. Фрегат «Паллада»); А уж как любил, какой родней считал все скульптурное народонаселение пражских зданий – все, что обитало вверху, над головами прохожих: эти тысячи, тысячи ликов – святые и черти, фавны, русалки и кикиморы; львы, орлы и куропатки[47]; драконы, барашки и кони, крокодилы и змеи, рыбы, медузы и морские раковины <…> (Д. Рубина. Синдром Петрушки).
Графические маркеры метаязыковой рефлексии, как отмечает Э. Л. Трикоз, функционально коррелируют со словарными пометами типа «в профессиональной речи», «у медиков», «в речи моряков» [Трикоз 2009 а: 112], однако следует отметить, что абсолютного равенства между этими метаязыковыми маркерами нет. Графическое выделение является для читателя сигналом о том, что слово «необычно» (или необычно употребляется), однако информацию о характере данной «необычности» читатель должен выводить самостоятельно. Поэтому имплицитный метаязыковой комментарий в подобных случаях, условно говоря, складывается из двух составляющих: собственно авторской импликации ('Обратите внимание: это слово необычно') и «выводного» знания, которое формулирует читатель с опорой на контекст (в частности – на общую тему текста, предмет изображения). Так, например, в романе А. Солженицына «Архипелаг ГУЛаг» многочисленные курсивные начертания выделяют слова, которые автор представляет как специфическую лексику языка ГУЛага:
Всеобщая невиновность порождает и всеобщее бездействие. Может, тебя еще и не возьмут? Может, обойдется? А. И. Ладыженский был ведущим преподавателем в школе захолустного Кологрива. В 37-м году на базаре к нему подошел мужик и от кого-то передал: «Александр Иваныч, уезжай, ты в списках!» Но он остался: ведь на мне же вся школа держится, и их собственные дети у меня учатся – как же они могут меня взять?.. (Через несколько дней арестован.) <…> Большинство коснеет в мерцающей надежде. Раз ты невиновен – то за что же могут тебя брать? ЭТО ОШИБКА! Тебя уже волокут за шиворот, а ты всё заклинаешь про себя: «Это ошибка! Разберутся – выпустят!» <…> Ты еще рассматриваешь Органы как учреждение человечески-логичное: разберутся-выпустят (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг).
При этом автор, учитывая многозначность (асемантичность) графического метаоператора, может облегчать задачу читателя своеобразной «специализацией» графических выделений[48]. В том же романе А. Солженицына используются и другие виды графических средств. Так, курсивом выделяются слова «языка ГУЛага» (1), а кавычками, как правило, – слова, которые используются в специфическом, непервичном