с ее стороны – это только усилило мой гнев. Я подтащила Ханну к кровати; она стояла рядом, смотрела на голову Луси на подушке и я увидела – клянусь, увидела – выражение удовольствия, промелькнувшее в ее глазах. Когда Ханна повернулась ко мне, взгляд ее был совершенно невинен.
– Мамочка? – сказала она.
– Это ты. – Мой голос дрожал от гнева. – Мне все известно. – Я любила мою птичку. Она перешла ко мне от одной пожилой соседки, с которой мы были когда-то дружны; все эти годы без ребенка в доме мое внимание было сосредоточено на Луси – милом, беззащитном, крошечном существе, нуждавшимся в заботе и во мне. Ханна знала, насколько сильно я любила Луси. Да, знала.
– Нет, – ответила она и наклонила голову набок, продолжая изучать меня. – Нет, мамочка. Это была не я.
Я оставила ее около кровати, а сама бегом спустилась в кухню. Там стояла клетка Луси – дверка распахнута, окоченевшее обезглавленное тельце лежит на полу рядом с клеткой. Скользя взглядом, я быстро осмотрела все вокруг. Как она это сделала? Чем? Разумеется, у нее не было доступа к кухонным ножам. Пронзенная внезапной догадкой, я побежала обратно наверх в ее комнату. И вот она – металлическая линейка из ящика для инструментов Дага, лежавшая на столе. Днем раньше я слышала, как Ханна просила Дага дать ей линейку «для дела», как она объяснила. И теперь линейка валялась рядом с ее поделками, я смотрела на нее, пока тошнота не подступила к горлу.
Я не слышала, как Ханна последовала за мной из кухни наверх, тихо вошла в комнату и очутилась рядом.
– Мамочка? – позвала она.
Душа ушла в пятки.
– В чем дело?
Она посмотрела на мой живот.
– Все в порядке?
Ее манера говорить – чарующим мелодичным голосом, немного пришептывая, – была восхитительна, все это отмечали. Я преодолела отвращение и спросила:
– Что? Что в порядке?
Она изучающе посмотрела на меня.
– Ребенок, мамочка. Малыш в твоем животике. Он в порядке? Или тоже умер?
В защитном жесте я прижала руку к животу, словно обороняясь от удара Ханны. Она сверлила меня взглядом.
– С чего ты взяла, что ребенок мертв? – прошептала я. – Почему ты так говоришь? Не может быть, чтобы Ханна знала о самом большом из моих страхов – что ребенок, наше второе чудо, не выживет, появится на свет мертвым. Эти навязчивые мысли были следствием наших непростых с ней отношений, я думаю. Я почти чувствовала, что заслуживаю все это, ведь я такого наворотила с Ханной. В наказание у меня заберут мое нерожденное дитя.
Когда я посмотрела в ее глаза, по моей спине пробежал холодок.
– Стой здесь, – сказала я. – Не уходи, пока я не разрешу.
Этим же вечером я рассказала обо всем Дагу.
– Что мы будем делать? – спросила я. – Что, черт возьми, мы будем делать?
– Мы не знаем наверняка, что это была Ханна, – вяло отреагировал он.
– Тогда кто, черт побери?
– Возможно…