госпожа над сияющим металлом посмотрела Зиме в глаза:
– Очень долго Ювелир сдерживал меня суррогатной заботой, вынимая печаль из-под моей кожи. Но ты убила его, и теперь некому больше защищать Холодный Дом.
– После моей смерти возьми мои камни, провозгласи своё право на моё тело, – начала быстро говорить Зима, уже больше ничего не прося, и тут я понял, что что-то случится. Что-то плохое, и это уже нельзя предотвратить, – пусть в мире станут Твои Сны, но, поставив ногу на мою грудь, ты этим поклянёшься мне защищать Мои.
Я посмотрел на беловолосую демонессу с глазами цвета высоких звёзд и ощутил всю её странную парадоксальную хрупкость, каким хрупким бывает само время, когда мы счастливы, и вдруг случайно замечаем это со стороны, а значит, осознаём, что всё это пройдёт. Я почувствовал очень ясно, так, словно бы со мной этим чувством поделились, поднимающуюся волну какой-то странной предрешенности событий.
Оружейница тоже на неё посмотрела, изменившись в лице. Я уверен, посмотрела тем же взглядом, что и я сам. Она набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но не успела: Часовщик сделал шаг вперёд, и Зима, рефлекторно обернувшись на этот звук или, возможно, на знакомое ощущение присутствия, увидела его. Она увидела, а значит, она увидит его опять.
– Я пришел сюда за межи Храма, для того чтобы просить Тебя снова взять его под Свою руку, – тихо произнёс демон. Зима молчала. Я знал, что она не хочет говорить, потому что если нарушит молчание сейчас, то, значит, однажды снова она обратится к нему так же – стоя прямо, глядя в глаза. Ведь велико время Зимы… но она сдалась.
– Ты отменишь приказ Ювелира, если приму? – произнесла она, потому что когда любишь кого-то, то сделаешь всё, лишь бы он жил.
– Я не могу, Зима, – ответил ей Часовщик, – машины мира пришли в движение, и я уже ничего не могу изменить.
– Тогда ты убьёшь Оружейницу для меня прежде, чем она уничтожит Холодный Дом, – рассудила Зима, – и я встану тебе одесную за это.
– Нет, – повторил Часовщик, – потому что это этот мир могут пожрать Тени, что теперь вокруг Холодного дома. Если бы Ювелир не угадал мою волю, этот приказ отдал бы я, но… – поспешил сказать он, коснувшись одежды и сняв что-то с лацкана. Похоже на черную брошь. Да, это такая же брошь, как у Зимы, но на одежде Часовщика я её раньше не замечал, хотя нужно признать, и не очень присматривался. – Я своей волей прекращаю наш брак, и ты…
Зима ничего не ответила. Она не успела ответить – принять Часовщика или отвергнуть, потому что тень, её тень, которая стелилась от здешних газовых рожков по металлическому тёмному полу… она стелилась неправильно. Я понял это только в тот момент, когда эта тень пошевелилась неестественно, и дальше – начала подниматься от пола, превращаясь в одно из тех вытянутых жестоких существ, что я видел на озере. Я почувствовал ужас, я понял, что это конец, и я закричал имя Зимы, и она, услышав, обернулась на меня.
Я перекинулся, я хотел