уходила она… Нет. Такое врагу не пожелаешь. Глаза добрые, смотрят на меня, просят о чем-то. Вижу, просит, понимаешь, помоги, муж ты мой родной, опора в жизни. А я ничем помочь не могу. И говорить я об этом больше никогда не буду, извини, что-то обмяк я. Давай помянем ее. Такая была женщина хорошая. Ни разу не пожаловалась, не пикнула даже. Только просьба в глазах.
Они помянули жену Сергея Прошина, он посуровел и тихо выдавил, не закусив:
– В жизни больше не женюсь.
– Жизнь большая, Серега, – хрустнул огурцом Николай.
– Нет. Я в одной статье прочитал о том, что, если у кого-то умерла своей смертью жена, то возрастает вероятность того, что и вторая жена, если он женится, тоже умрет. Какой-то ученый статистику собрал.
– Дурак он. Слушай ты этих ученых. Им статьи писать нужно да деньги зарабатывать, а нам теперь из-за них не жить, что ли, прикажешь? Навыдумают всего. Давай-ка лучше вмажем за наше здоровье, добьем эту бутылку, да иди-ка ты спать.
– Да, уже три часа. По два часика поспим. А Чагова ты не бойся. Он нас в обиду не даст, точно тебе говорю. – Сергей подвел черту под другой темой, которая тревожила многих охранников, и ушел в комнату отдыха, захватив с собой на подносе грязную посуду.
Николай завернул бутылки в газету, сунул их в целлофановый пакет, вышел во двор конторы и сбросил в большой контейнер для мусора, стоявший у вторых ворот – ворот заднего двора, как он по-деревенски обозвал площадку справа от входа в здание. Там стояли старые машины и даже заезженный грузовик с надшитыми в два рядами бортами, оставшийся на балансе организации еще с тех пор, когда каждый год в конце лета из Москвы на целину отправлялись по разнарядкам сверху машины на уборку урожая. Вот уже несколько лет мощный потрепанный грузовик скучал под окнами очень престижной конторы на заслуженном отдыхе, хотя любому водителю, бросившему случайный взгляд на него, было ясно, что ЗИЛку этому еще возить бы и возить, хоть зерно, а хоть и другой какой товар, а не пылиться без дела у всех на виду.
Здесь, в конторе, ему возить было нечего. «Не иностранные же делегации катать по московским проспектам!» – усмехнулся Николай, развернулся круто, по-офицерски, на сто восемьдесят градусов от контейнера с мусором, направился к дверям, бесшумно, медленно, чему-то беспечально улыбаясь. Москва догуливала праздник года. Полусонно шевелились жесткие ветви тополей, невпопад моргали окна соседних домов, по улицам бродили группы загулявшихся, надсадно шумели, старались всех на свете перекричать, но усталость брала свое, не слишком громкими были последние гулены первой ночи Нового года.
Николай вернулся на пост, сел перед телевизором так, чтобы мониторы от четырех видеокамер, осматривающих по периметру границы конторы, были ему видны, и слегка прибавил звук. Праздничный концерт не понравился. Поискал по другим каналам что-нибудь интересное, застрял на фильме. Но – то ли вздремнул невзначай, то ли поймал концовку – кино быстро кончилось. Посмотрел на часы – половина шестого, нет, видать, он все-таки соснул чуток. Ну и хорошо. Пусть