повторяет Лена.
– Да, и всю ночь. И представь себе: вдруг ниоткуда, это было как чудо! вдруг снова появилась, оказалась вдруг рядом со мной, кто бы ты думала? – Аня, наша милая, странная, нежная Аня… Мне не причудилось это и не приснилось – она стояла в шаге от меня, оперевшись плечом о ребро термостата и прелестно мне улыбалась. И в глазах ее, я это видел, вызревали озерца слез. Да-да-да, она плакала, она плакала, радуясь моему успеху, моим клеточкам… Не помня себя, я схватил ее, оторвал от пола и кружил, и кружил по всем, свободным от хлама, закоулкам комнаты, меж столами и стульями, меж какими-то тумбами и шкафами, целуя и целуя и глаза, и лоб, и лицо, осыпая его нежными поцелуями, и шею, и губы, и, конечно, губы… Раздевая ее… Это – как глоток шампанского в невыносимую жару. Я впервые так терял голову…
Потом раздался голос Юры:
– Эй, здесь есть кто-нибудь?
Аня спряталась за какой-то шкаф.
– К тебе невозможно достучаться. Что ты тут делаешь? В темноте!
Я даже не спросил, как ему удалось снять с петли внутренний крючок на двери.
– Зашел вот за книжкой… Ты случайно не брал «Избирательную токсичность» Альберта? – спросил я.
– Я? Зачем мне она теперь? У меня только твой Каудри – «Раковая клетка». Принести?
– Оставь себе. Мне теперь она тоже не понадобится.
Юра даже не снял свои новые очки с притемненными стеклами, чтобы лучше меня рассмотреть. Он и не старался. Мое «теперь» и его «тоже» ответили на все вопросы, которые мы могли бы задать друг другу. Мы не стали утомлять себя ими.
– А мне? – только и спросил он.
Я не знал, что ему ответить даже на это.
– Ты случайно не видел Аню? – спросил он напоследок.
– Нет, – не моргнув глазом соврал я, – а что?
Он взял с полки книгу, которую я якобы так усердно искал, и протянул ее мне:
– Вот она, твоя книжка, на! Видно, Аза ее здесь читала…
– Не иначе, – сказал я.
– Слушай, а что ты тут делаешь? – снова спросил Юра.
– Думаю.
Юра улыбнулся и поправил очки.
– Non multa, sed multum (немного, но много, лат., прим. автора), – дружелюбно сказал он.
Я тоже улыбнулся.
– Видишь, – сказал я, озирнувшись, – это – болит.
– Не слепой, – сказал Юра, привычно поправив оправу, – le cri du coeur[3].
– А как это звучит по-японски? – спросил я.
– По-японски, – сказал он, – это не звучит.
Юра вскоре ушел, и вслед за ним, через несколько минут, наспех одевшись и не прощаясь, убежала и Аня. Когда я вышел из подвала – светило солнце. С тех пор я Аню не видел. Ни Аню, ни Азу…
Глава 2
Я назвал свою технологию карманной культурой клеток. Пришлось повозиться, но игра стоила свеч.
Надо сказать, что как только результаты наших исследований стали достоянием не только мировой научной общественности, но и широких масс населения, у нас не было ни минуты