нутра жизни, он, конечно же, чуял это. Чуич! Другой раз, сидя в ночном вагоне подземки, нахлобучив на глаза свою старую коричневую заячью шапку с обвисшими ушами (он с трудом признавал обновки) и, казалось, совсем отрешась от действительности, он вдруг что-то пробормотал про себя. В тот вечер мы были в гостях у Симоняна, вернувшегося из Штатов и до позднего вечера потчевавшего нас новостями прикладной генетики. Что-то было сказано и о клонировании. Жора, обычно без всякого интереса выслушивающий чьи-либо россказни об очередных победах науки, теперь просто заглядывал в рот Симоняну.
– И они вырастили мышонка?..
Симонян рассказывал так, будто сам был участником экспериментов.
– А что случилось с пиявками?..
В тот вечер Жора был вне себя от услышанного. Мы уже проехали Кольцевую, мне казалось, он спал, полагаясь на то, что в нужный момент я его разбужу. Вдруг он резко повернулся ко мне и, подняв указательным пальцем шапку, посмотрел мне в глаза.
– Ты действительно что-то там скрестил, черепаху с дубом или корову с клевером?..
Я как раз думал о своих клеточках.
– Ты читаешь мои мысли?
– Да. Ты уверен?
Я не знал, зачем он это спросил. Жора, судя по всему, так и не смог поверить, что наш пациент выжил благодаря инъекции липосом, содержащих фрагменты генов секвойи. Или той швейцарской ели.
– Ты уверен, – снова спросил он, – что все достоверно?..
– Об этом писали и «Nature», и «Science».
– Мало ли, – хмыкнул Жора, – я не все успеваю читать, да и не очень-то верю написанному. И ты же знаешь: я даже Чехова…
– Знаю, – сказал я, – не всего прочитал.
Жора кивнул: да.
Это была правда. Все достижения науки он узнавал от кого попало и всегда среди сора новостей отбирал те, что изменяли представление о предмете его интересов. Его невозможно было застать в библиотеке или у телевизора. Газеты он использовал как оберточную бумагу. Никаких симпозиумов, ни научных конференций, ни коллоквиумов он не посещал: «Чушь собачья, чердачная пыль, ярмарка тщеславия…». Он никогда не важничал и не кичился своим, так сказать, показным невежеством, но всегда жил в кипящем слое науки.
Ты думаешь, наши липосомы спасли монарха?
Я был в этом уверен.
– Слушай, что если нам попытаться создать клон нашего миллионера или, скажем, твой? Или мой?..
Он не мог не прийти к этой мысли.
– Как испытательный полигон, как модель!
Он смотрел мне в глаза, но не видел меня.
– Того же Брежнева…
– Ленина, Сталина, – сказал я.
Жора посмотрел на меня оценивающе. Он не принимал моей иронии. Я тоже не шутил.
– Я серьезно, – сказал он.
– Валеру Леонтьева, – сказал я и посмотрел ему в глаза.
– Мне нравятся хорошо пахнущие ухоженные мальчики, – ни глазом не моргнув отпарировал он.
Мы рассмеялись.
Убеждать его в том, что я давно об этом мечтал, не было никакой необходимости. Мне чудились не только отряды