беленьком кругляшке фильтровальной бумаги начал рисовать огромную клетку с темным ядром и длинными отростками. По всей видимости это был нейроцит, так как одному из отростков – аксону – места на фильтре оказалось мало.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, рисуя аксон теперь на линолеуме стола.
Я расписал ему еще раз нашу Азу и ее малыша в лучших красках, на которые был способен. Это было творение Рафаэля. Мадонна с младенцем стояли у меня перед глазами, и я был уверен, что они и Жоре понравились.
– Да, – подтвердил я сказанное, – так все и было.
Мундштук трубки оставался во рту, Жора открыл другой глаз и выпрямил спину.
– Ну?
Я не знал, что можно было добавить к портрету святого семейства. Трубка, стукнув, упала на стол.
– Не нужно, – сказал я, – удлинять жизнь, нужно жить в вечности.
«Как это?» – этот вопрос не прозвучал, он был написан на его лице.
Прошла секунда-другая…
Жора острием попавшегося под руку карандаша старательно сгребал со стола в чашку Петри дымящиеся кучки табака. Выглядело это смешно, и я улыбнулся. Но дело было не в табаке. Видимо, он и сам давно думал об этом. Он тот же час схватил идею. Собственно, хватать было нечего. Мы не раз обсуждали с ним возможность клонирования, но чтобы вырастить клон! Это казалось невероятным! Он по-прежнему возился с непослушными кучками, глаза его были сощурены, мозг напряженно работал. Он бросил, наконец, на стол карандаш, поерзал по сидению кресла, вдруг замер.
– Врешь, – мягко и ласково сказал он.
Его скальп угрожающе дернулся, отъехал к затылку и, казалось, изготовился к прыжку, чтобы наброситься на меня. Жора вперил всю синь своего взгляда в мои глаза.
Зачем мне тебе врать? – сказал я так, что он не мог не поверить.
Мне показалось, что он знал все об Азе, и вот это знание подтвердил и я.
Он на целую минуту превратился в камень. Казалось, и время застыло. Я тоже ничем не нарушал тишины.
– И ты, сволочь, – наконец процедил он сквозь зубы, – до сих пор об этом молчал, молчал?!.
Он едва сдержался, чтобы не ударить меня и, чтобы этого не случилось, одним резким движением руки смел дымящийся табак со стола на пол. Он не смотрел мне в глаза, а я довольствовался тем, что меня впервые в жизни обозвали скотиной. Сволочью! Покорно благодарствую, думал я и молчал. Прошло еще несколько тихих минут.
– Слушай, ты вообще себе можешь представить?..
Скальп угрожающе выжидал.
– Да, – сказал я, чтобы не стать его жертвой.
Жора встал и подошел к окну. Была ночь, в стеклах отражалась голая лампочка, вешалка с висевшими куртками, шкаф, за окнами видны были редкие черные кресты рам желтых окон соседнего дома.
Никто не нарушал тишины. Затем он произнес просто:
– Это же революция. Ты это разумеешь?
Он так и сказал: «Разумеешь?». Я прекрасно все разумел.
– Бедняга Дарвин… Я не думал, что это так просто…
Он не договорил, стараясь обрести спокойствие. Ни разу в