спросил он, чтобы выйти из темы, и сделал первый глоток, – его «Гантенбайн» превосходен, не правда ли?
Я понимал, что случилась нелепость, но ничего не случилось такого, чтобы прерывать начатое нами неотложное дело. Я ждал этой минуты, может быть, год, годы. Я знал: это была моя ночь.
– Да, – сказал я, – я листал.
– Ты не находишь, что он чересчур толстокож?
С Юрой мы бы эту задачку решили в два счета.
– Да, чересчур, – сказал я.
– Перевод прекрасный!
Это был праздный разговор…
– По-моему – очень, – сказал я.
Мы знали, что у нас есть около часа времени и теперь спокойно болтали о всякой всячине.
– А какие прелестные кружева из суффиксов и междометий вяжет и плетет Татьяна Толстая!
Юра исчез так же быстро, как появился. Но мог ли он исчезнуть теперь навсегда?
– Да, – сказал я, – по-моему, здорово!
Через минуту Василий смирился с тем, что добиться от меня обсуждения литературных новинок наверняка не удастся, и проворно ухватился за Жору.
– Мне кажется, Жора темнит, как думаешь? – спросил он.
– Он стал более скрытен, – сказал я.
Едва слышно тикали настенные часы.
– Хочу попасть на выставку этого француза, ну ты знаешь, о ком я говорю.
Я не знал, но кивнул: знаю. Прошел час, мы время от времени посматривали на экран. Клетки пришли в себя только через два с половиной часа, и это нас не удивило. Важно было то, что все шло своим чередом, все приборы работали безотказно, жужжал процессор, пыхтел микрокомпрессор, мигали зеленые и красные индикаторные лампочки… Это был пробный эксперимент, отработка методики, прогонка операций. Все было чин чином, и мы, как это обычно бывает, уверено делали свое дело. Юра, как сказано, пропал и больше нам не мешал. Вскоре мы перекусили и выпили кофе, а затем спали. Василий пристроился на диване, а я привычно на мягкой тахте в небольшой глухой комнатке, служащей подсобным помещением. Для меня было невдомек его откровение: Жора темнит. По правде сказать, Жора на всех производил впечатление искренней чистоты и прозрачности. И лишь немногие знали, что тайник его щедрой души тихо таил в себе тщательно припрятанную от любопытных глаз и ушей сокровенное нечто. Среди них был и я. Правда, это «нечто» еще никогда не выбиралось из тайника наружу, на свет. Между нами, мне казалось, были минуты абсолютной искренности, и я ожидал его откровений, но всегда что-то мешало нашему душевному родству. Се ля ви. Жора темнит? Вряд ли. Что ему скрывать от Василия? Меня больше волновало неожиданное появление Юры. Вдруг. Как же мне его не хватало! Всех их! Юры, Эли, Инны, Наты, Тамары, Ксении, Ии, Сони… Даже Азы и того же Шута… Как же мне их недоставало! А как я скучал по Ушкову!.. Вот бы они все вдруг появились!.. И чудо, чудо произошло: они мне приснились. Видел, правда, я только Аню, снилась, правда, только она: мы болтали, я расспрашивал о ее успехах в бальных танцах, она хохотала, и мы вместе смеялись, а все остальные были с нами, правда, лиц я не различал, они просто были рядом, и я это знал. Я позвонил Юле:
– Слушай, мне приснились все наши, представляешь – все!..
– А