своем со Христом Господом, тамо сущим, чтоб иметь дерзновение сыновне беседовать к Богу Отцу и неосужденно воззвать: Отче наш. Вот что говорил святой отец наш вопрошавшим его о священстве и умолял их не искать сего таинства, высокого и страшного для самых Ангелов, прежде чем придут в ангелоподобное состояние посредством многих над собою трудов и подвигов. Лучше, говорил он, каждодневно с усердием упражняйтесь в делании заповедей Божиих, каждую минуту принося искреннее покаяние Богу, если случится в чем согрешить не только делом и словом, но и сокровенным помышлением души. И этим способом можно каждодневно приносить Богу и за себя и за ближних жертву, дух сокрушен, молитвы и моления слезные, сие сокровенное священнодействие наше, о коем радуется Бог и, приемля его в пренебесный жертвенник Свой, подает нам благодать Святого Духа. Так учил он других, в таком же духе литургисал и сам; и когда литургисал, лицо его делалось ангелоподобным и таким проникалось светом, что нельзя было свободно смотреть на него по причине исходившей от него чрезмерной светлости, как нельзя свободно смотреть на солнце. Об этом имеются неложные свидетельства многих его учеников и неучеников.
Сделавшись настоятелем обители, первым делом имел преподобный поновление ее, потому что она во многих частях обветшала. Церковь, построенная еще Маврикием царем, была довольно исправна, но по обновлении обители он и ее где очистил, где обновил, постлал мраморный пол, украсил иконами, утварью и всем потребным. Между тем улучшил и трапезу и правилом положил, чтоб все ходили на нее, не держа особого стола; а чтобы это вернее исполнялось, и сам ходил всегда на общую трапезу, не изменяя, однако ж, обычного своего постнического правила.
Стала умножаться братия, и он назидал их словом, примером и общим благоустроенным чином, ревнуя всех представить мужами желаний Богу Спасителю нашему. Самому ему Бог приумножил дар умиления и слез, которые были для него пищею и питием, но он имел для них три определенных времени – после утрени, во время Литургии и после повечерия, в которые он молился усиленнее с обильнейшим проливанием слез. Ум у него был светлый, ясно зрящий истины Божии. Он любил сии истины всею полнотою сердца. Почему, когда вел беседу частно или в церкви, слово его шло от сердца к сердцу и было всегда действенно и плодоносно. Он и писал. Нередко всю ночь просиживал он, составляя богословские рассуждения, или толкование Божественных Писаний, или беседы и поучения общеназидательные, или молитвы стихами, или письма к разным ученикам из мирян и иноков. Сон не беспокоил его, равно как алчба и жажда и другие потребности телесные. Все это долгим подвигом приведено в самую скромную меру и установилось навыком, будто закон естества. Несмотря, однако же, на такие лишения, по виду он всегда казался свежим, полным и живым, как и те, кои вдоволь питаются и спят. Слава о нем и обители его проходила всюду и собирала к нему всех ревнителей настоящего мироотречного жития. Он всех принимал, назидал и возводил к совершенству