из тела мало что можно было добыть: только выклевать глаза да подергать черный язык. Люди не подходили к скале, чтобы не пугать Ворон, так что на следующий день и на следующий после того все больше черных птиц появлялось на уступе, только чтобы улететь ни с чем.
Лисья Шапка не уходила. Сидела неподвижно, только иногда закрывала лицо, иногда будто говорила с кем-то. Несколько Ворон на бледном теле Певца привыкли к ней и не обращали внимания; она была не из тех детенышей и горбатых стариков, что отгоняли Ворон от зерна или от мяса, коптившегося у костра. Но когда ни одна из Ворон не исполнила или не смогла исполнить необходимое, Лисья Шапка поднялась; она взяла широкий бойцовский клинок и забралась с ним на помост. Лицо у нее было мокрое. Вороны всполошились и с криками взлетели в небо. Через некоторое время – то ли она собиралась с силами, то ли не могла решиться, откуда Воронам знать, – она подняла оружие обеими руками и вогнала клинок в живот Певцу, точно под грудиной. Наружу хлынуло зловоние, распухший живот сдулся. Со странными криками Лисья Шапка вспорола, насколько смогла, тело Певца, а затем разрезала его еще и поперек, плоскостью клинка вскрыла кожу и жир; от удара тело дернулось, одна рука свесилась. Она отбросила меч в сторону и спрыгнула с помоста, а потом легла лицом вниз на уступе, обхватив голову руками, будто боялась, что она отвалится.
Все это перепуганные Вороны обрывками рассказали Дарру, который как раз возвращался из дозора.
Потом было так. Дарр Дубраули бросил клич, другие тоже, и Вороны услышали, откликнулись и прилетели. Собралась небольшая черная туча или стая, и еще до заката Вороны переругивались на помосте, дрались за место, взлетали и снова садились. И Дарр Дубраули с ними. Он тоже был голоден.
Желтого жира под кожей худого старика очень мало; густой жир в почках – уже лучше. Спелая поджелудочная железа и печень; у Ворон нет специальных слов для этих органов, они просто знают, что хорошо, что похуже. Сильные и крупные Вороны оттеснили остальных и принялись рвать ткани, под которыми скрывалось богатство, и, когда Большие насытились, свою долю получили меньшие и младшие. Никаких поблажек за то, что именно он их сюда привел, Дарр Дубраули не получил, но все равно оказался в центре, опустив лапу и клюв глубоко в своего бывшего спутника, если, конечно, и вправду это было то же самое существо, – какой бы ответ он получил, если бы спросил? Как только эта чудна́я мысль пришла ему в голову, пустые глазницы уставились на него, а отвисшая челюсть будто попыталась заговорить. А потом один Дарр Дубраули продолжал кормиться, а другой Дарр Дубраули слушал голос Певца; и чем глубже он проклевывался в Певца, тем яснее его слышал; пока наконец не понял, насколько великий дар преподнес Певец и что ему, Дарру, нужно делать, чтобы его получить.
– Летите!
Это Лисья Шапка – вскочила, раскинула руки и повернулась к Воронам.
– Летите! – снова закричала она, отгоняя их. – Летите, несите его! Несите, все вы, несите его!
Вороны взлетели – обиженные, озадаченные, недовольные, и Дарр Дубраули заорал на них