сгинул, попытавшись, но не сумев основать собственную державу в сарацинском городе Бердаа. Получив на другой год весть о его гибели, Ингвар, Мистина, Свенельд и прочие старшие бояре с облегчением вздохнули, а жены их, не исключая и княгиню, ударились в горькие слезы. Сейчас, по прошествии пятнадцати лет, даже Мистина, в те годы не раз жаждавший удавить Хельги своими руками, вспоминал о нем с грустной улыбкой. Торлейв, сильно похожий на родителя лицом, был первым любимцем княгини и ее сестры среди всей младшей родни.
И сейчас сыновья Пестрянки, с детства привыкшие к разговорам о таких делах, быстро смекнули, чем этот нелепый брак грозит Киеву.
– А как же Унемысл ему дочь отдал – с нами не посоветовавшись? – сказал Чернега. Говоря «с нами», он имел в виду свою госпожу и ее сына Святослава с дружиной. – Какое было его право?
Лют тихо посвистел, переводя взгляд с одного товарища на другого. Как же он вчера сразу-то не смекнул? Унемысл луческий, данник киевского князя, вступил в родство с Етоном – союзником киевского князя, даже не уведомив Киев. Это само по себе дурно пахло. А нынешний отказ Етона допустить киян к себе уже так вонял, что Лют невольно дернул носом.
– Йотуна мать…
– Уж не навострился ли новобрачный ваш… – Гридя Бык оглянулся на Ржигу, – воевать с нами?
– Куда ему воевать? – презрительно отозвался Болва, человек самого Святослава. – Он на ногах-то стоит еще?
Лисма обозначил, что и как у Етона стоит, русы засмеялись. Лют тоже усмехнулся.
– Может, боится нам жену молодую показать? – сказал Чернега. – Он-то… юной деве не чета, а мы-то…
Он глянул на сыновей Пестрянки: эти двое, двадцати и семнадцати лет, рослые молодцы хорошего рода, куда лучше годились в женихи любой княжне, чем старый Йотун. Потом, еще более выразительно – на Люта. Лют поморщился, потом постарался принять невозмутимый вид. Женщины в семье дразнили его красотой – все хвалили пригожее личико, чудные глаза, набивались расчесать светлые волосы, шили цветные кафтаны. Лют привык, что его считают красавцем, но в глубине души стыдился этой славы. Свенельд красотой не блистал, и уж он не был бы доволен, если б младший сын унаследовал миловидность матери, а не отвагу и твердость духа отца!
И красота сослужит Люту очень дурную службу, если из-за нее трухлявый пень Етон не пустит его к себе в дом! Будто ему есть дело до какой-то лучанки, об какую тот ночами греет свои старые кости! Тьфу!
Хотя… В задумчивости Лют сунул в рот серебряный топорик-оберег с шеи и прикусил ровными белыми зубами. Все же знали, почему Мистина Свенельдич остался ближайшим к власти человеком и после смерти Ингоря. В былые годы он был лишь воеводой при Эльге, но в последние годы занял место и в ее постели. Так, может, Етон знает об этом и опасается допустить Свенельдича-младшего на глаза своей молодой княгине?
Мысль была нелепа, но от нее же Люту впервые стало и любопытно взглянуть на новую плеснецкую княгиню.
– Етон что –