бровей, а иногда и более откровенные шутки давали понять – тому хватило здоровья жениться на юной девушке, а значит, снаряжать его на тот свет еще рано.
– И что княгиня? – любопытствовал Лют. – Собой хороша?
– Супруга его хороша, как солнечный день весной! – улыбался сакс Хардвик. – Ей не более шестнадцати лет, и лицо ее будто роза, а глаза – как вода лесного озера.
На седьмой день Лют вновь сам явился к воротам во главе всех своих спутников и велел десятскому передать: гость киевский Лют Свенельдич кланяется и просит допустить с дарами и приветами от его господ, князя Святослава, и матери его, княгини Эльги, и жены его, княгини Горяны. Все кияне снова были одеты в лучшее платье. Стоя впереди своих людей, в распахнутом лисьем кожухе, чтобы виден был шелк кафтана и серебряный позумент на груди, Лют улыбался, но сердце его гулко стучало. Сейчас все решится. Не настолько же Етон выжил из ума, чтобы отказаться принять дары от киевского князя, его жены и матери! Это уже будет оскорбление, которое не сойдет ему с рук! Если их сейчас не примут, станет ясно: старый йотун хочет войны. Тогда им придется уехать и отвезти в Киев эту дурную весть.
– Пожалуйте! – Десятский, сегодня другой, отошел от ворот и знаком предложил войти.
Шагая по мосткам через двор, Лют волновался так, как не стал бы волноваться семь дней назад. Он был не столь умен, как его старший брат или отец, но унаследовал их волчье чутье и понимал: грядут перемены. И именно поэтому улыбался от души, бросая вызов будущему. Предчувствие схватки всегда веселило ему кровь, такова была его порода.
Старую гридницу Етона Лют видел много раз, и сейчас ему сразу попался на глаза обновок. Напротив входа в дальнем конце находилась женская скамья: в прежние годы там пряли Етоновы служанки. Теперь же одна длинная скамья уступила место двум коротким, а между ними был возведен престол на возвышении.
И не пустой. Сидевшая на нем сразу притянула взгляды гостей, будто блеск огня в темноте. Саксы не обманули – новой Етоновой княгине было лет шестнадцать. Среднего роста, обычного сложения, она и правда была хороша, как цветок. Белое лицо с мягкими чертами, розовые губы – такие пухлые и свежие, что с одного взгляда на них у Люта сама собой мелькнула мысль о поцелуе. Очень высокий и широкий лоб наводил на мысль об уме, который созреет с годами и войдет в цену, когда минует пора женского цветения, – а сейчас, глядя на нее, никто и не задумается, умна ли она. Волосы княгини прятались под белым шелковым убрусом, на золотом очелье висели моравской работы узорные кольца с подвесками. Одетая в красную с золотом греческую далматику, госпожа Плеснеска сидела прямо и горделиво, сложив на коленях руки, и все это вместе – красота ее свежего лица, богатство блестящего наряда и убора, величавая неподвижность – придавало ей сходство с Зарей-Зареницей на небесном солнечном престоле.
Глядя на нее как зачарованный, Лют забыл, где находится. В Киеве он видел немало красивых и нарядных женщин, но в этой было нечто такое, что отличало ее от остальных.
– Погляди-ка