Суббота небрежно, словно шубу дорогих соболей, скинул с плеч простынку, Базиль снял и аккуратно положил у мачты любимый потёртый плащик.
– Гони во всю мочь, гардемарин. Ни в коем случае не дай себя поймать… – шеф без всплеска ушел под воду. Младший братец последовал за ним.
Обнявшись, мы с Гамаюн присели у Ванькиных ног.
Плот, влекомый тройкой крокодилов, маневрировал, как блоха меж собачьих зубов. Душный дым лез в глаза, барабанные перепонки лопались от пронзительного рёва – змей никак не мог нас ухватить.
Внезапно из воды выпрыгнули две акулы. Щелкая челюстями, как дыроколы, они вырывали из змеиного тела громадные куски – серебристое конфетти чешуи так и брызгало в разные стороны.
Гигантская рептилия заревела, как низкочастотный динамик. Звук становился всё выше, вот он перешел в вой, затем – в тонкий, на грани слышимости визг и змей, поднявшись под самые облака, лопнул. Над рекой заклубилась стая черных птеродактилей.
Построившись клином они, словно истребители, спикировали на акул. Те, махнув хвостами, скрылись в глубине. Птеродактили в воду не полезли.
– И часто вы так развлекаетесь? – пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал.
– Игра в метаморфозы – это ерунда, первый курс. Камень, ножницы, бумага, – бросил Ванька. – Вот метафизиология – это да. Это, я тебе скажу…
Из реки взмыли орлы. Размахом крыльев они напоминали кукурузники, а повадкой – хищных мурен. Поднявшись повыше, орлы на бреющем врезались в черную стаю. Полетели клочки по закоулочкам…
Птеродактили, сбившись в кучу, превратились в смерч. Один из орлов не успел уклониться и задел смерч крылом. Я зажмурилась: будто воробей угодил в вентилятор… Безжизненный комок перьев плюхнулся в воду.
– Кто это, Вань? – крикнула я. Повернулась – а напарника и след простыл. Только мокрая рыжая макушка в десяти саженях от плота…
Второй орел превратился в громадного фиолетового джинна. Вытянув толстые губы он, как макаронину, втянул смерч и крепко сжал челюсти. Из его рта раздалось сердитое жужжание, а щеки вспучились, будто бы их пихали изнутри. Джинн шмыгал окольцованным носом, потешно шевелил ушами, но терпел.
На реке в это время установилась необычайная благодать. Перестал завывать ветер, успокоились волны, улегся песок по берегам – мы оказались в спокойной, как зеркало, воде.
– Глаз тайфуна, – благоговейно прошептала Гамаюн и, выпустив стальные когти, вцепилась в доски. – Ну, теперь держись…
Будто услышав, джинн улыбнулся уголком рта и хитро подмигнул. Извлек из складок просторных штанов древний позеленевший кувшин, выплюнул туда толстого шмеля, закупорил горлышко пробкой и небрежно швырнул глиняную тару через левое плечо.
– Тут и сказочке конец, – отряхивая руки, из воздуха соткался шеф и огляделся. – А где мой плащик?
Я смутилась. О чем угодно можно было думать, пока нас атаковал Сет: о жизни, о смерти, о рыбных консервах…
– Забыли, значит, – осудил нас с вороной Базиль. – Я тут за ваши жизни бьюсь, а вы об имуществе позаботиться не можете?
– Хозяин,