я имею в виду искусственные спутники. Глобальное позиционирование? Гугл-Сирена?
– Нет. Искусственные спутники можно пересчитать по пальцам одной руки. Метеоконтроль, разведка ресурсов, связь с космическими станциями и флотом. Но мы с вами, кажется, о музыке говорили?
Никелированные замки кофра щелкнули, расстегнулись. Реми вынула гитару. Взяла ми-минор, дважды сильно ударила по струнам, прислушалась. Гитара строила превосходно. И, задержав дыхание, Реми принялась наигрывать полонез собственного сочинения.
Скворцов поглядел на нее в зеркало заднего вида.
– Не слышно, – сказал он минуту спустя.
Реми мысленно чертыхнулась. Что ж, играет она деликатно, а электромотор егерской колымаги жужжит, словно гигантский шершень.
Тогда она спела «Королеву лесных эльфов» – свой хит со времен выпускного класса, а потом «Две сиреневые луны» – балладу о неразделенной любви, которую она написала вчера перед сном. У Реми был высокий, немного детский голос. Голос, как обычно, чуть-чуть дрожал и почему-то срывался в кульминационной части каждой песни. И все же она исполняла достойно. Учитывая, что ей пришлось состязаться в громкости с электромотором; учитывая, что она сидела на продавленном заднем сиденье джипа, по соседству с дробовиком егеря. Да, достойно…
– А умеете песню про Немезиду? – спросил вдруг Скворцов, не позволив допеть ей рефрен.
– Зачем это – про Немезиду? – опешила Реми.
– Ну, я ведь там служил. Знаете, она примерно такая: Не-мезида! – егерь прищелкнул пальцами, – Не-мезида! – и дважды хлопнул ладонью по рулю. – У нас все ребята ее пели, не знаете? Армейская. На блатных аккордах. Просто играется. Нет?
– Я пою только песни собственного сочинения! – вздернула нос Реми.
– А популярное что-нибудь споете? Мне нравится «Ждала, проглядела очи». Умеете такую?
– Я же сказала! Я исполняю только авторские песни! – Реми стало обидно. Опять ее не хотят слушать! А «Ждала, проглядела очи» – это Греза пела в дешевом кабаре. Греза, сучка крашеная, до сих пор поет эту тупую песенку, что на двух аккордах, ее отцу! И как поет! Как богиня! Даже у Пасаделя челюсть бульдожья отвисает, и слюна, пенясь, стекает на пиджак.
– Ладно! С самого начала было ясно, что ничего хорошего не выйдет! – Реми уложила гитару в кофр.
– Что именно, Реми? – Егерь подмигнул ей в зеркало заднего вида.
Реми фыркнула, но ничего не ответила. Отвернулась к окну.
Коралловый риф отступил, исчез за сопками. Дорога сразу стала лучше. Скворцов нажал на газ, и джип наконец пошел резвее. Примерно через полчаса пути местность выровнялась. Промелькнули коровьи загоны – пустые, с поломанным ограждением, потом потянулись поля, занятые солнечными батареями. За одним из таких полей Скворцов крутанул руль, и джип опять затрясло по ухабам.
Егерь притормозил возле дома фермеров. На взгляд Реми, это обшитое листами железа сооружение походило скорее на марсианский форт. Некоторые листы были покрыты глубокими бороздами