звучит она мелочно и сварливо, но полковник ответил совершенно серьезно:
– Потому что ее сиятельство страдает, а страдающий человек непредсказуем. Кто знает, не понадобится ли герцогине в дурной день жертвенный буйвол. И смогу ли я ее ослушаться. Нет, Руджеро. Эту игру нам придется доиграть самим. И солдатиков делить нам лучше без взрослых.
Монах сглотнул, будто к горлу поднялась желчь. Пожалуй, стоило уняться, но его все еще одолевала досада, и колкости сами рвались с языка:
– Итак, пастор покончил с собой, – вкрадчиво отметил он, – меж тем, как Мак-Рорк насчитал на его теле одиннадцать ран. Не многовато ли рвения для самоубийства?
Он ждал, что Орсо огрызнется, но тот лишь поморщился, отворачиваясь:
– Отстаньте, Руджеро, – устало бросил он, и доминиканец отчего-то ощутил неловкость, будто действительно вел себя ребячливо.
– Вы по-прежнему считаете, что Гамальяно приехал на встречу с пастором? – сумрачно спросил он.
– Не знаю, – покачал головой полковник, – я даже не знаю, Гамальяно ли он. Но я спрошу его об этом, не сомневайтесь.
Монах еще минуту молчал, а потом запахнул плащ, погасив белый отблеск туники.
– Доброй ночи, – сухо обронил он, отступая к лестнице и исчезая в темноте.
Глава 18. Сладкий плод чертополоха
Отец Дамиано Руджеро ворвался на страницы этой повести непрошенным и успел наворотить немало такого, что не могло не оттолкнуть от него сердца читателей. Но я хочу пролистать его жизнь на много лет назад, чтобы дать этому суровому и по-своему жестокому человеку право быть если не иначе оцененным, то лучше понятым.
Руджеро, носивший тогда нехитрое имя Пио, рано осиротел. Его родителей быстро и безжалостно сгубила эпидемия какой-то свирепой хвори. Ребенка же зубцы того страшного гребня пропустили, и семилетний мальчик оказался в сиротском приюте при монастыре близ Бергамо. Если о столь печальном детстве можно так сказать, то Пио повезло: обителью заправлял аббат прогрессивных взглядов, убежденный, что все беды мира от невежества, а потому детей надобно не лишь кормить, но и обучать грамоте, а затем пристраивать к ремеслам.
Сразу оценив странный цвет глаз ребенка, настоятель крепко задумался. Всем известно, что люди с разными глазами – ублюдки Сатаны, и от них не приходится ждать ничего, кроме несчастий. Однако мальчик имел глаза лишь разных оттенков одного цвета… И аббат, вовсе не лишенный здравого смысла, рассудил, что Сатана попытался вмешаться, однако, несомненно, был посрамлен Господом, а посему разнокарие глаза сироты – скорее знак Божьего величия. Для подтверждения своей правоты аббат без промедлений окрестил воспитанника новым именем Дамиано, что означает «усмиренный».
Характером Дамиано отличался трудным, не робел ни наставников, ни розог, был неуемно перечлив, пререкался с учителями по любому поводу и часто сидел под замком на хлебе и воде для вразумления. Но при этом был отчаянно любопытен, на редкость понятлив, и потому